Амалия взяла внучку за руку. Ее озарило, зачем она приехала в Рим.

– А что насчет наркотиков? – спросила она.

Корнелия отдернула руку.

– Это тебе мама рассказала? Можешь не беспокоиться, я уже давно бросила.

Амалия оглядела соседние столики, а затем прошептала:

– Ты долго сидела в тюрьме?

Корнелия даже опешила.

– С чего ты взяла? Я никогда не сидела.

И пока они ели салат, бабушка рассказала ей о визите кудрявой женщины и обо всех последствиях.

Во второй половине следующего дня обе женщины шли по платформе миланского вокзала. Корнелия проводила Амалию до поезда в сторону Базеля, на котором та добралась бы до Ольтена без пересадок. Найдя нужное место, она поставила чемодан на багажную полку и присела напротив бабушки.

– Что ж, – сказала она, – мне нужно возвращаться в Рим. Не забудь, ты высаживаешься в Ольтене, ясно?

Амалия кивнула.

– Конечно, деточка, а ты как думала?

На мгновение она закрыла глаза. Затем полезла в сумку, вынула толстый конверт, который все это время лежал на дне, и сунула его внучке.

«Пока не забыла, это тебе. Тебе и ребенку. Вдруг понадобится».

Корнелия колебалась.

Амалия рассмеялась: «Хоть ты и не сидела в тюрьме».

Корнелия все еще колебалась, так что Амалия продолжила:

– Не волнуйся. Мне недолго осталось. Не то что тебе.

Корнелия обняла ее, а после они вдвоем направились к дверям вагона.

– И напиши мне, когда родится ребенок!

Позже она ехала вдоль набережной Сан-Сальваторе мимо озера Лугано, а женщина напротив спросила ее, где именно в Италии она побывала, и Амалия ответила:

– В Риме. В свадебном путешествии.

С выхода на пенсию жизнь его переменилась.

Он был из тех людей, кто плохо или совсем не подготовился к уходу со службы. Работал он налоговым инспектором по делам малого и среднего бизнеса, и многие побаивались его за неподкупный взгляд на бухгалтерию и вычитаемые расходы. На его проводы ненадолго пришел даже тогдашний городской советник и поблагодарил за то, что своими проверками он сохранял для города шести-, а иногда и семизначные суммы, и пошутил, что своей зарплатой он, советник, всецело обязан его, Эдуарда Френера, трудам.

И вот теперь по утрам он завтракает со своей женой Сибиллой, которая была на несколько лет его моложе, и когда она уходит на работу в трастовом фонде, остается дома, убирает со стола, ставит тарелки в посудомоечную машину, читает газету, тут же забывая содержание, и не знает, чем бы заняться.

По совету жены он зарегистрировался волонтером в «Pro Senectute», помогать пожилым людям заполнять налоговые декларации, но к своему удивлению получил отказ: его заверили, что у них хватало помощников, и к нему с удовольствием обратятся, когда освободится место.

Прогулки он не любил, единственный сын пока не подарил ему внуков, хобби у него не было. Правда, он охотно слушал музыку – классическую, и поэтому на пенсии решил упорядочить обширную коллекцию пластинок, кассет и дисков. Он задумал прослушать каждый экземпляр, составить список, избавиться от дублей и перезаписать кассеты, для которых уже не найти магнитофонов, на CD, хотя и те, говорят, сейчас устарели, а будущее музыки – за жесткими дисками. Однако вскоре Эдуард выяснил, что сортировать коллекцию он мог всего два часа кряду, после чего возвращалась растерянность, преследовавшая его после завтрака.

Однажды утром, сидя в туалете, Эдуард заметил у зеркала перекидной календарь. Сибилла каждый год вписывала туда карандашом дни рождения родственников и подруг, их сына и даже кое-каких родственников Эдуарда. Он не замечал календарь, как люди, привыкнув, не замечают дома картин. Он не обращал внимания на дни рождения и даже иногда посмеивался над Сибиллой, когда та оставляла в коридоре на полу записку фломастером с напоминанием «ДР» – например, «ДР Альфонса», чтобы, вернувшись, поздравить Альфонса с праздником.