На обратной стороне провода мужской голос человека недалекого, лишенного эмоций, с безразличием в голосе.

– А что тут понимать, тебя не было в завещании.

– Какое может быть завещание, если хата на деде, а он жив.

– Ну и чё?

– И что, он дал согласие на продажу?

– Значит дал.

– Да ну нахер! Эту хату, на Большом, деду дали после войны за особые боевые заслуги, понял ты, дебил! Она принадлежит семье!

– Ты что ли семья?

В трубке появляется женский визжащий голос.

– Знаешь, Вовка! Ты никогда не принимал участие в семейной жизни. То ты по госпиталям, то по морям, так и ходи, кто тебе мешает?

– Тебя мой брат взял в жены, чтобы драть тебя, когда ему захочется, чтобы ты ему детей рожала, сопли им вытирала, в школу водила. А ты занимаешься продажей недвижимости всей семьи, семьи в которую ты вошла! Кто дал тебе таких прав?

– Сколько для тебя не делали – никакой благодарности. Ни одного подарка не сделал племянникам.

– Шмотки берите на «гостинке». Я ими не форцую.

– А он еще!

– Что вы для меня сделали?

– Да, все!

Параллельно в трубке слышен мужской голос.

– Да чё ты с ним разговариваешь? Он и человеком то не был никогда!

Владимир отнимает от уха трубку, с уже не разборчивой тирадой, вешает ее на аппарат.

– Овца, под хрен заточенная…

Ну, все! Теперь меня уже здесь ничего не держит!

Из иллюминатора каюты Олега видны огни ночного города, они удаляются и вскоре вовсе пропадают из вида. И только по левому борту еще просматриваются проблесковые маяки.

В дверях каюты повернулся ключ и вошел Олег.

– Вот, я наменял тебе в дорогу. До Лиссабона мотор подадут в три часа, уже оплатил, вот бумага. В пути четыре часа. Что бы еще твой приятель был дома, а то приедешь и ….

– Да, он отошел от дел. Прорвемся как всегда!

– Мне не дает покоя… Знаю, не легко говорить, но…. Короче, на мой выпуклый, нечисто все с твоими родаками.

– Тысячу и один раз думал об этом. Ты понимаешь, какая заточка… Я пришел тогда из морей, сунулся тачку посмотреть, а ее нет!

– Как? Куда же она девалась? Для ментов это же вещьдок!

– Док да не док. Все битые, сгоревшие после аварий сваливали на штраф стоянку, а там ребята суетятся, продают по запчастям. А ведь отец тогда взял мою тачилу, поскольку своя была в сервисе.

– Так может и продали?

– Я смотрел фотки после аварии, там брать нечего было. Покопаться бы мне в ней, может и нарыл бы чего. Меня что ли кто пас? Отец сел в нее случайно, понимаешь?

– Не может же и тебе и мне казаться?

– Вот, я дам тебе телефон моего армейского друга, он пробивной. Не позвонил я ему на отходе, так что извинись там за меня…

Плюсни по полной! Опять за живое задели, ну так что делать…

– Не мы сопливые – жизнь такая!

– Юрка пусть ковырнет нотариуса, что дедову хату оформлял на Большом. Он парень железный, так что передай буквально – мер не принимать! Я сам, мне это будет приятнее. Продажа и авария… Что-то здесь не так.

– Уйдешь через полчаса, на моей вахте в три ночи. Плохо, что пришвартовались правым бортом. На причале в это время суета с грузом, докеры, ухмана – затеряешься… Вроде, все!

– Как? А на посошок!

– Святое дело!

Владимир смотрит на пустой коридор по левому борту. В конце его возле трапа на нижнюю палубу стоит моторист Олега, кивает ему.

Владимир быстрым бесшумным шагом проходит до трапа, спускается, видит Олега. Он держит руку ладонью на Владимира, наконец поворачивает ее, показывает пальцами – можно. У выхода в надстройку стоит вахтенный у трапа и кивает головой. Друзья прощаются, молча пожав друг другу крепко руки и глядя в глаза.

Олег смотрит как Владимир, не оборачиваясь, пересек причал и скрылся, повернув за ангар с надписью NO SMOKING.