Уже в лесу я периодически оборачивалась, останавливалась, искала Кая взглядом среди деревьев, потому что слышала запах того самого дыма. Словно воспоминание всю дорогу меня окружал ореол дурмана, от которого в этот раз не мутнел рассудок, возможно, потому что и впрямь был лишь воспоминанием. Раньше я не могла его описать, но теперь мне удалось запомнить: цветочно-мускусный дым – сухой, нежный, сладкий и тяжёлый сахарный аромат. Точно душа Кая – дымок испаряющегося лауданума, в котором вымочен кусочек сахара, плавящийся, объятый огнём, в рюмку с абсентом.

_____

* ^{>Лауданум (лат. Laudanum) – опиумная настойка на спирту. В более широком смысле – лекарство, в состав которого входит опиум. Был особенно популярен у женщин в викторианскую эпоху как универсальное лекарственное, успокоительное и снотворное средство. (Википедия)}

Уже в отеле, в уединении номера и, как мне казалось, в большей безопасности, я думала над тем, как поступить с дневником Каролины. Поверят ли мне или примут за сумасшедшую, когда я приду в издательство с такой историей? Материал в любом случае заинтересует местных газетчиков, даже если он покажется им неправдоподобным, что вполне может быть, ведь я не собираюсь отдавать им или даже показывать ни оригинал текста, ни то, что написано не Каролиной, и тем более не собираюсь показывать карту.

И я подумала: имеет ли вообще смысл попусту пугать жителей Бардо существованием этого дневника? Ведь тогда легенда о Каролине и о башне дэ Эскобъядо перестанет быть голословной и бездоказательной. Чего доброго, найдутся смельчаки, которые захотят добраться до башни и разрушить её. Так что, может, оно того не стоит. Этот секрет не мой, и не мне его раскрывать. А если говорить о моём желании поделиться загадочной историей, то я могу опубликовать её дома и подать как легенду Восточной Европы. Книгу забирать не стану, сфотографирую страницы и положу её на место, когда вернусь в башню за чемоданом завтра.

Попытка перевести остальные подшивки, написанные не Каролиной, а другими девушками, ни к чему конкретному не привела. То были письма, адресованные «Моей Королеве», содержащие извинения и сожаления девушек по поводу неудач, которые они потерпели. В чём именно они потерпели неудачи, тоже не понятно. Речи девушек были страстными и пафосными, но ничего, кроме эмоций они не описывали. Все послания были без подписей, без дат. Были ли эти девушки пленницами Каролины? Если да, то легенда – не сказки. А значит, утешить местных жителей мне нечем. Но и подливать масло в огонь тоже не стану. Пускай всё остаётся, как есть.

А как на счёт меня? Может, я тоже пленница Каролины? Но она меня не звала. Да, меня тянуло сюда письмо Яна, но я не страдаю от любви, меня не мучают страсти. Я одинока, но это не то, что по легенде характерно для пленниц Каролины, хотя характерно для самой Каролины.

Моя страсть как погасла когда-то давно, так никто её и не мог разжечь. Лишь когда Кай поцеловал меня, я смогла вспомнить, что такое влечение. Он красивый, но до чего же странный! Его вино, цветочный дым, девушки в его замке и то, что он назвал себя Одиночеством, – невозможно воспринимать, как нечто нормальное, объяснимое, естественное. Моё воображение, взбудораженное здешними легендами, могло придать налёт необъяснимости вполне нормальным вещам, которые можно организовать при помощи больших денег и технологий. Но ощущение их мистического происхождения меня не оставляет.

Кай сказал, что я ещё вернусь. И он был прав. Но я вернусь за чемоданом, а что имел в виду он? Когда он далеко, ко мне возвращается рассудок, и я начинаю задумываться, ни незаслуженно ли побаиваюсь Кая? И ко мне снова приходит мысль о том, что я рискую потерять друга из-за мистификаций, которые заставляют меня считать Кая то ли призраком, то ли маньяком.