Но потом, уже более мирным тоном, он продолжил:

– Электрики пусть организуют им безопасные лампы, вы им выдайте ветошь, и пусть они всё почистят, – повторил он. – Когда после чистки вы всё проверите, то позовите меня. Вот тогда я уже сам осмотрю этот наш прекрасный ресивер.

После такой продолжительной речи, от которой у Степаныча даже пот проступил на лбу, он вновь обратился к девушкам:

– А вот уже после этого я подпишу вам всё, что вы хотите. И что вы у меня месяц отработали, и что ходили с нами в рейс. А сейчас распишитесь в журналах техники безопасности, что вы были проинструктированы при поступлении на судно и перед работой. Такой у нас порядок, – важно добавил он.

Девчонки были рады. Они, не глядя в журналы, расписались в них. Глаза у них сияли, и они восторженно смотрели на Ивана Степановича. Но тот, как бы не замечая ничего особенного, так же спокойно, как и прежде, пропыхтел:

– Ну, всё, всё. Идите уже, идите. Не мешайте мне заполнять инвентаризацию, – потом строго посмотрел на меня: – Лёха. А ты веди их в каюту. Чего пнём застыл на поляне? Пусть они там переодеваются. На камбузе скажи, чтобы повар и на них тоже готовила еду. – Он вручил мне ключ, и мы с девчонками вышли в коридор.

Спустились вниз. У всех встречных на лицах было неподдельное любопытство. Это же надо! У нас из женщин были только буфетчица, повариха да уборщица. Но всё это были тёти Моти лет сорока пяти и даже под пятьдесят, старые морячки, у которых папироса изо рта никогда не вынималась. Они могли тебя покрыть и обложить чем только хочешь и не хочешь. На пьяной козе подъехать к ним даже было страшно. А тут девчонки-одуванчики. Платьица развеваются. Юбчонки коротенькие, волосы аккуратно уложенные. У матросов челюсти отвисали. А я, гордый собой, иду впереди них и веду в каюту, всем своим видом показывая, что девчонки наши, машинные, и не вам, матросне, с ними общаться.

Подведя девчонок к запасной каюте, я открыл дверь и отступил на шаг в коридор:

– Вот, девочки, это будет ваша каюта. Сейчас вы пока тут размещайтесь, а я сбегаю за постельным бельём и скажу тёте Маше, чтобы она вам его приготовила. Нужно вам бельё? – Я с интересом рассматривал немного обалдевших девчонок, заходя за ними следом в каюту.

– Конечно, нужно. И полотенчики нам нужны, вообще всё нам нужно, – уже более свободно ответили мне наши красавицы.

Я только-только собрался выходить из каюты, как в неё заглянул Серёга.

– Серёга, – не ожидав его появления, я стал оправдываться перед ним, – вот Степаныч направил этих девчонок к нам на работу, – а потом хитро посмотрел на него: – Он хочет, чтобы они почистили нам ресивер.

У Серёги округлились глаза.

– Да ладно! – удивлённо произнёс он, но потом сурово обратился к девчонкам: – Пойдёмте, девчонки, я вам покажу, что вам придётся делать.

Видя, что девчонки засобирались с Серёгой и мне не придётся вести их в машинное отделение, я успокоил их:

– Да-да. Вы идите с Серёгой, ну а я пока пойду за постельным бельём.

Поднявшись наверх, я нашёл буфетчицу, тётечку очень внушительных размеров:

– Тёть Маш. Там девчонок к нам прислали. Степаныч сказал, чтобы им постельное бельё выдали. Выделите, пожалуйста, постельное бельё для девчонок.

– Какие такие девчонки? Не те ли, что надысь к Степанычу в каюту прошли?

– Вот-вот. Именно они. Так вот Иван Степанович и сказал, чтобы вы им выдали полотенца, наволочки и простыни.

Тётя Маша что-то пробурчала и, как всегда недовольная, достала ключи и подняла своё грузное тело с кресла. Мы пошли с ней в её богадельню, где она долго копалась, но в конце концов собрала три комплекта постельного белья. После долгих и красноречивых выражений по поводу нашей кобелячьей жизни она выдала мне их на руки. В напутствие она сурово пообещала мне: