– Их немного, товарищ лейтенант, – добавил Гончар. – Только мотоциклы – точно вам говорю, у меня слух музыкальный. Вы бы не выходили из дома-то? Сразу вас увидят. А мы вокруг хаты оборону займем на всякий случай.

– Бежим, товарищ лейтенант? – неуверенно предложил Лазаренко – Можно через заднее окно – и в огород…

– Отставить, – бросил Глеб, – смыться успеем, не сбежит твой огород…

За окном уже светало. Как-то незаметно пробежало время. Вербин притушил керосиновую лампу, разведчики застыли у окна. Треск мотоциклетных моторов становился все явственнее. Возможно, это авангард неприятельского войска, будет прискорбно, если за этой «первой ласточкой» нагрянет вся армия. Но это мог быть и разведывательный дозор, оторвавшийся от основных сил…

Воздух светлел. Избы, заваленные снегом, проявлялись, как фантомы, из студеного воздуха. Мотоциклы шли по расчищенной дороге, растянувшись в колонну с четкой дистанцией. Немцы предпочитали не рисковать. Гостеприимность Подмосковья они уже познали. Над снежным валом у заборов плыли каски характерной формы.

Головной мотоцикл притормозил, пилот осмотрелся, задержал взгляд на избе, где прятались разведчики. Немного поколебался, потом поддал газа и покатил дальше. Мимо калитки проследовали четыре мотоцикла с колясками. В одной из них находился пулемет, в других – непонятно что, слишком быстро проехали.

Треск понемногу затихал. Застонала женщина. Бойцы уставились на связанное тело. Из полумрака поблескивали недобрые глаза.

– Лежите, барышня, – пробормотал Лазаренко, – получайте удовольствие, пока вас не убили.

По всей вероятности, мотоциклисты должны были вернуться, уткнувшись за околицей в снежный вал. Проехать там мог только танк или мощный вездеход.

Пилоты заглушили двигатели, и пару минут было тихо.

«Ругаются, – подумал Глеб, – что местные не подготовили дорогу к их прибытию». Но никто и не обещал, что здесь будет Париж. Колонна потянулась обратно, нарастал раздражающий стрекот. Снова в поле зрения появились все те же каски.

Головной мотоцикл остановился напротив калитки – пилот развернул машину поперек дороги. Мотоциклисты, панцергренадеры – мотопехота, предстали во всей красе: в длинных шинелях, до зубов вооруженные, под касками какие-то шапочки, чтобы не мерзли головы. Неудержимо светало, видимость улучшилась: на небритых солдатских лицах серебрился иней. Белели ресницы, брови. У пулеметчика замерзли сопли и висели под ноздрями, словно белые затычки.

Ствол пулемета проделал дугу и уставился на крыльцо. Стрелок остался в коляске, двое других слезли и разошлись, сняв с плеч автоматы. Солдаты замерзли: сидевший сзади был даже без перчаток, одной рукой держал автомат, другую прятал за отворотом шинели.

– Вот скажите на милость, почему именно эта изба их привлекла? – расстроился Вербин.

– Потому что центральная и самая добротная. И печка в ней топится, – отозвался Глеб. – Могу привести еще пару доводов. Греться идут.

– Убираться не пора, товарищ лейтенант? – задумался Вербин.

– Ага, и бабу с собой возьмем, – хмыкнул Гулыгин, – и эту троицу усопших.

Назревали неприятные события. Глеб прислушивался, не подходят ли основные силы. Пока бог миловал. Подтянулись остальные мотоциклы, перекрыли дорогу. Морозный воздух разорвали каркающие команды. Снежный вал отчаянно мешал! Но неприятельским солдатам он также заслонял обзор.

В поле зрения показался офицер в звании обер-лейтенанта – молодцеватый, подтянутый. Он явно форсил, хотя замерз не меньше прочих, носил шинельку на рыбьем меху, тонкие тряпочные наушники под фуражкой, явно не рассчитанные на российскую стужу. Офицер осмотрелся, вытянув шею. По команде два автоматчика прошли на участок, разбежались и присели. Иней на лицах превращал их в жутковатых сказочных персонажей. Один укрылся за бочкой, другого устроил сугроб. В голове сразу же возник вопрос: пробьют ли пули сугроб?