Судья вздохнул и продолжил:

– При отсутствии иных допустимых и относимых доказательств, отсутствии поручителей и возможности уплатить наказание, оказывается, что обстоятельств, подлежащих изучению судьей, нет.

Помощник снова нацарапал на листке последнее замечание.

Гвозди один за другим забивались в крышку гроба. Судья облизнул губы и принялся за дело:

– Рэй. Словом шестнадцатым Разбойного приказа ты назван виновным в попытке убийства без свады5, да по разбою, против забоярского общинника-рядовича в житьем звании. Словом третьим Приказа об иноземцах утверждается право земли: всякого человека, именующего себя иноземцем и свершившего преступления на землях великого князя, но не доказавшего бумагой или словом своего подданства иноземному владыке, надлежит подвергать суду, как будь то подданный великого князя в онжем звании. Следовательно, не усматривается оснований к тому, чтобы передать твое дело на рассмотрение суда твоей собственной страны… где бы таковая ни была, – пожевав губами, прибавил судья. – Доказательства принадлежности к достойным родам Княжества с твоей стороны не представлены. По итогу я предаю тебя суду как беззванного вольника, проживающего на землях Великобая Симеоновича столбового бояры великого князя Василия Дмитриевича.

Обескровленные губы обвиняемого напряглись.

– При отсутствии сведений о былых преступлениях, – продолжал судья, – именем великого князя и Владыки семи краев вменяю тебе предусмотренную виру: четыре меры в пользу князя и четыре меры на возмещение вреда обвинителю. Ввиду отсутствия у тебя имущества к уплате виры, ты приписываешься, заместо уплаты, в трудовое поместье Береста со сроком заключения, равным четырем зимам.

Рэй смятенно опустил голову. «Господи, четыре…»

– Всё записано? – осведомился судья у помощника за аналоем. – В таком случае заседание по обвинению Рэя из Падуба окончено. Заводите, пожалуйста, следующего, – распорядился он, как вдруг помощник наклонился к его уху и прошептал что-то, косясь на осужденного. После чего и судья задумчиво присмотрелся к тому.

В момент, когда у осужденного загорелась робкая надежда, судья нахмурился, еще раз с недовольством обернулся на помощника – тот покровительственно кивнул в подтверждение сказанного и даже показал на строчку в обвинительном листе в руках судьи. Седовласый положил листок, замко́м собрал руки, поразмыслил и сквозь зубы продолжил:

– Принимая во внимание, что лихое дело было свершено Рэем из Падуба из, кхм, неканонических уверований, а также из возможной, кхм, причастности к пришельцам, именующим себя героями, – выговаривал судья, и было видно, что ему очень не нравятся собственные слова, – вира будет увеличена вполовину и составит двенадцать мер. А срок заключения, соответственно, да составит шесть зим. Как и было сказано, исполнение наказания…

Помощник, что удивительно, опять не удовлетворенный прозвучавшим, еще раз склонился к судье, однако тот вдруг одернулся и ударил ладонью по столу:

– По́лно! Ни в Княжеской Правде, ни в Разбойном приказе нет таких оснований! Не стану казнить, доколе не будет, бесспорных доказательств свершения клятвопреступных злодеяний, – возразил он, шлепнув по листку в руке. – …А вот дела мне нет до писем бояры Великобая! – в ответ на следующий шепоток помощника ответил судья. – Я, слава богам, княжьей волей – Разбойным приказом сужу, а не каракулями Симеоновича, пусть сам героев отлавливает, коль они ему не милы. Всё! Отработка виры исполняется здесь, в трудовом поместье Береста, – завершил судья, раздраженно откинувшись в кресле.