Единственной роскошью, на которую я позволяла себе тратить деньги, была Гранд-опера. Я посмотрела несколько совершенных балетов Баланчина, полюбовалась росписями Шагала на потолке и почему-то только в театре почувствовала себя как дома. Вообще ощущение от Парижа было странным, как будто я все здесь уже давно знаю, мне почти не нужна была карта.

Другим сюрпризом для меня стало то, что Эмманюэль, родившийся и выросший в Париже, никогда не был в театре.

– А зачем? – спросил он удивленно. – Это же только для буржуа.

Чушь какая, подумала я и, купив билеты, потащила его на балет. Он честно высидел до конца, и, по-моему, ему даже понравилось, но было видно, что демонстрации на улицах по субботам доставляют ему куда больше удовольствия. С тех пор наметились наши разногласия. Я для него была слишком романтичной и окультуренной, он для меня слишком приземленным и социалистическим. Общих тем для разговоров у нас было мало, да и языковой барьер все-таки мешал.

На выходные Маню тоже решил устроить мне сюрприз.

– Мы едем в Нант к моим друзьям, – объявил он радостно, помахивая билетами на новый суперскоростной поезд. – А там мы отправимся в пеший поход: тридцать четыре километра вдоль Атлантического океана, – добавил он, просто сияя (наверное, это была месть за балет).

– Сколько километров? – переспросила я.

– Много, – засмеялся он.

– Ну зачем такие траты, Маню? – пыталась возражать я.

– Молчи, ты мой гость, – ответил он, притворно обидевшись.

В пятницу вечером мы прибыли в Нант. На вокзале нас встретила долговязая девица с безумными глазами и надувным шариком-бабочкой. О боже, испугалась я, присмотревшись повнимательнее, ведь это та самая девица, которую я видела дома на фотографиях в альбоме Маню, они там на лодке катались, целовались и вообще. Бывшая девушка. Зачем же он меня так подставляет под удар?

«Бывшая девушка» впилась в меня таким оценивающе-испепеляющим взглядом, что мне и вправду стало страшно. Отравит или зарежет ночью, подумала я. От этих фам фаталь чего угодно можно ожидать. Проводив меня в мою комнату, Полин, криво улыбнувшись, положила стеклянную баночку с конфетами на подушку и сказала: это наши знаменитые нантские леденцы – попробуй.

Как же, подумала я, попробую, а потом не проснусь. Ну уж нет! Я поняла, что надо самой спасать ситуацию, и кинулась на кухню, где Полин мыла посуду.

– Послушай, – сказала я как можно доброжелательнее. – Маню и я – мы просто друзья.

– Правда? – загорелась надежда в ее сумасшедших глазах.

– Правда-правда, – закивала я в ответ.

И тогда Полин поплакалась у меня на плече о своей несчастной судьбе. Она старше Эмманюэля на 10 лет, они вместе работали в одной благотворительной компании, помогающей беженцам. Она уже тогда была замужем, за русским, кстати, с которым познакомилась в каком-то горном походе. У них шестилетняя дочь, но Витя больше любит водку, а она любит Маню. Вот такой любовный многогранник. Мы повздыхали, погоревали и отправились спать. На следующий день нужно было вставать в четыре утра.

Не буду даже описывать этот сумасшедший поход. Только французы способны себя так истязать, да еще за собственные деньги. Мне такая форма отдыха была совсем не понятна, к тому же, как городскому жителю, было ужасно тяжело пройти все 34 километра пешком, но зато красота видов и веселая компания, распевавшая французские песни, помогали преодолеть препятствия.

Перед отъездом в Париж Полин ворвалась в мою комнату и начала, почти рыдая, уговаривать меня остаться, а она поедет вместо меня с Маню. Что я ей могла ответить? Мне было ее очень жаль, но ведь у нее маленькая дочь, симпатичный муж, приятный домик, может, она все-таки передумает?