Генерал старался ни на йоту не отступать от собственного афоризма. Кундт трудился днем и ночью, постоянно и неустанно вдалбливая в головы правительственных чиновников непреложную истину: для победы необходимы склады, доверху набитые вооружением, и качественные грунтовые аэродромы. Благодаря его бескомпромиссности в отстаивании доктрины Джулио Дуэ[14], к семи французским «Бреге 19А2», шести голландским «Фоккерам C.Vb», двум английским «Де Хэвиленд DH.9», пяти учебным самолетам «Кодрон С97» и пяти истребителям (четыре американские машины «Хоук Р-1» и французский «Горду-Лезье LGL-32 С.1») уже к 1930 году прибавились шесть истребителей «Виккерс Тип 143» («Боливиан Скаут»), имевших скорость до двухсот восьмидесяти километров в час и вооруженных парой пулеметов винтовочного калибра, столько же двухместных многоцелевых самолетов «Виккерс Тип 149» («Веспа»), а также три учебно-тренировочные машины «Виккерс Тип 155» («Вендэйс III»). Когда же дипломаты Боливии, опять-таки не без нажима со стороны участника капповского заговора, подсуетились с приобретением тридцати девяти тысяч винтовок «Маузер» и пяти танков «Виккерс MК.E», главнокомандующему оставалось только потирать руки.

Что касается покровителя честолюбивого германца, то президента Рейеса тревожило следующее обстоятельство: его дипломаты в Буэнос-Айресе, не без помощи вездесущих представителей янки, работали более-менее сносно, снабжая военных разнообразной информацией, но вот с главной вишенкой на торте – Чако-Бореалем – дела обстояли далеко не радужно. Боливийцы понятия не имели, что находится в центре обширной области, на которую зарились энергичные парни из «Стандарт Ойл». И чем ближе к чакской сельве подползала война, чем настойчивее тревожили зеленые дебри в районе спорной границы с Парагваем боливийские патрули (в последнее время пошла мода на перестрелки между солдатами обеих сторон, которая всегда является предвестницей большой свары), тем более росла уверенность Рейеса: рано или поздно в непроходимых зарослях Чако появятся представители Асунсьона с геодезическим инструментарием. Уже одно это предположение сильно нервировало не только его самого, но и весь политический и военный бомонд Ла-Паса. И по мере того, как к чинам ведомства рыцарей плаща и кинжала стекалось все больше информации об успехах парагвайской картографии, напряжение не просто нарастало – оно начинало опасно искрить. Сведения о таинственном водоеме в центре чакских джунглей, относящиеся ранее к разряду легенд, как-то незаметно перешли в разряд фактов, крайне интересующих военных. Оставалась проблема, о которой были осведомлены те, кто имел опыт близкого соприкосновения с сельвой. Однаконикто в окружении боливийского президента уже не мог дать твердых гарантий, что в преддверии схватки парагвайцы не найдут сумасшедших, решившихся на опасный рывок. Необходимо было что-то предпринимать – вот почему за полгода до описываемых событий в боливийском Генштабе появился господин в цивильном костюме, который сразу был допущен к главнокомандующему. Посетителю не надо было представляться – полковника Серхио Оливейру генерал знал достаточно хорошо. Выполняя просьбу Рейеса, Кундт также заранее побеспокоился о том, чтобы разговор с руководителем боливийской разведки протекал без свидетелей. Прощаясь с этим низеньким учтивым человеком с тонкими усиками и аккуратно постриженными бачками, чем-то похожим на постоянно принюхивающуюся мышь, Кундт пообещал:

– Не беспокойтесь, господин полковник. Постараюсь вас не разочаровать.

– Вот и славненько, – отвечал Оливейра, понюхав воздух. – Вот и славненько.