Но, на этом не окончились боль и мучения. Теперь кровь разбуженная сердцем и застывавшая в артериях и венах, богатая углекислым газом, начала отмораживаться и медленно, словно ртуть течь, по скованным сосудам, причиняя боль, которая распространялась от головы до шеи, от шеи до плеч и дальше, вниз до самых пальцев рук и ног. Ощущение было схоже с покалыванием, когда отморозил себе конечности и, придя в тепло помещение, они медленно начинают оттаивать, тоже происходило и сейчас.

Сначала незаметные покалывания прошлись по всему её телу, затем они усилилась, нарастая и превращаясь уже не в покалывания, а проколы и жжения. Казалось миллиард холодных, острых вперемешку с горячими иглами впиваются в руки и ноги, во всё тело. Кровь хлынула, вниз и там оставшись, на пару секунд, потекла обратно по венам, вызывая судороги.

Первая мысль, которая пришла ей, осознано и чётко была: «Я совершенно голая». – Каким-то шестым чувство, она ощутила, что обнажена и лежит на чём-то холодном и гладком как лёд, лёд был повсюду, она ощущала его, вдыхая через нос, но, не различая ещё запахов и кожей, которая медленно восстанавливала свой нормальный цвет из белого в розоватый.

***

– Ну, ты и засранец. – Ворчал Петрович, идя по скользкому, нечищеному ни кем двору больницы, к одноэтажному зданию. – Разбудил меня в воскресение, в такую рань, с твоей там теорией. – Продолжал он свой монолог. – Мало ли кому, что кажется. Когда кажется крестца надо.

– Петрович, если бы ты не хотел, то сейчас бы не шёл такой целенаправленной походкой со мной. – Спокойно отвечал ему Александр Борисович.

– С тебя вискарь. – Буркнул Михаил и достал связку железных, тяжелых ключей. Покопавшись в ней, он нашёл нужный ключ от входной двери, вставил в замочную скважину.

– Как всегда Джека? – Спокойно спросил Саша.

– Санчес, всё – то он знает. – Язвительно ответил Петрович и открыл дверь. – Да. – Бросил он через плечо и зашёл в темный холл. Пройдя по темному коридору, до другой двери, что была еле видна в сумерках, рассеянных слабым светом из – за грязных окон ещё и с решетками, будто тут можно было что-то воровать, хотя, как посмотреть, может и можно было, на то они и поставлены, вставив другой ключ в другую дверь, Михаил открыл её и распахнул пред Александром.

– Прошу, милостивый государь.

– В каком? Не помню. – Только и спросил мужчина, входя в комнату. – Михаил открыл последний от стены холодильник и выдвинул столик, где под простыней лежала их вчерашняя находка.

– Света бы нам. – Попросил Александр, приподнимая край простыни и заглядывая в лицо девушки.

– Может вам ещё и чаю принести. – Съязвил Петрович, но пошёл к выключателю, что был около двери на стенке.

– Миш, ну, хватит уже. – Попросил его Саша. Он внимательно смотрел в черты лица девушки и не мог понять, что же его смущает. Наконец свет вспыхнул и он понял.

– Петрович, посмотри, кожа стала темнее и кажется, порозовела.– Михаил подошёл, и взглянул в лицо умершей.

– Да, не. Это так свет падает. – Отвечал он. Саша спустил простыню ещё ниже и обнажил грудь.

– Боже правый! – Воскликнул Михаил. – Мать вашу! – Продолжил он. Грудь девушки вздымалась слабо, но ритмично. Это было очевидно. Взяв в свою ладонь, холодную и еще белую кисть руки Александр попытался найти пульс. Безуспешно, тогда он приложил два пальца к шее девушки и нащупал ели уловимое биение сердца.

– Она – жива. – Тихо констатировал он факт. Михаил сорвался и понесся в соседнюю комнату к телефону.

***

Казалось боль никогда не кончиться, теперь она перешла внутрь, глубоко и связала в узел сначала пустой желудок, затем перешла на тонкий кишечник, сдавливая его спазмом, и закончила толстым кишечником. Затем отпустив на пару секунд, она вновь набросилась на эти органы, моментально свернув их судорогой и вылетев по прямой кишке, с испражнениями, что высыпались на стол, на котором она лежала, не ощущая себя. Затем боль разлилась по всему правому боку и пояснице, клещами терзая почки, печень, желчный пузырь, перешла на левую часть.