Форма №6 зимняя: подразумевала ношение с формой №5 шапки с завязанными ушами.

Форму №6 моряки никогда не использовали. Они ухитрялись заправлять уши под шапку, завязанную сверху, так, что уши почти полностью находились под шапкой. Это спасало от тридцатиградусных морозов, которые навалились в ту зиму на Ленинград. Большая влажность воздуха делала мороз жгучим, уши сворачивались «в трубочку» через минуту пребывания на морозе. Я сам однажды чуть не поплатился за свою беспечность, пытаясь зимой дойти от Учебного корпуса до станции метро «Елизаровская» пешком в шапке с поднятыми ушами.

Так вот, пятикурсникам выдавалась новая форма №3, но не выдавалось рабочее платье. Пятый курс не привлекался ни к каким-либо работам по Училищу, а выполнял только дежурные функции по несению вахты. Повседневная форма одежды для них была форма №3. Новую форму они берегли для выпуска, хотя после окончания Училища носить её было просто негде, и оставляли её потом только себе на память. Некоторые пятикурсники своеобразно «чудили», одевая новую форму, без каких-либо подгонок по фигуре. Они были, ну просто, «в ж…пу уставными»! В широченных тёмно-синих форменках с раздутыми на рукавах у манжет «фонарями», с резиновыми жёлтыми «галками» курсовых знаков на рукаве. В уставных прямых чёрных брюках и с круглым, не согнутым в овал «плевком» (кокардой с якорем) на подпружиненной, похожей на аэродром, фуражке. Поскольку ремень с якорем на бляхе выдавался на первом году обучения, то к пятому курсу большинство курсантов уже носило бляхи ВМФ, где был якорь со звездой. Пятикурсники менялись с второкурсниками бляхами, чтобы выглядеть, как предписывал Устав внутренней службы. В общем, каждый сходит с ума по-своему! Вид у таких «уставников» был дебильный, но нашивки пятого курса прощали любые «закидоны» будущих выпускников.

XXVI.

На нас навалилась учёба. Общеобразовательные предметы закончились ещё на втором курсе. Математика, электро-радиоматериалы, черчение, морское дело – всё было пройдено. Теперь, подкованные теоретически, мы вгрызались в конкретное радиожелезо, которое стояло на судах торгового и рыбопромыслового Флота СССР. Судовой радист – это специалист, разбирающийся во всём, что может потреблять электрический ток. И почти всё, что он должен знать, мы должны были понять и запомнить именно на третьем курсе. Всё обилие информации, свалившееся на нас, нужно было аккуратно рассортировать, разложить по полочкам наших кипящих мозгов и выучить как «Отче наш». Так как от этого в будущем зависела не только твоя жизнь, но и жизни многих людей, с которыми тебе предстояло работать в море. В школе не все изучали английский язык. Я, лично, учил немецкий. Здесь же пришлось начинать с азов. Но на третьем курсе мы все сравнялись по уровню языковой подготовки, и нам предстояло изучать технический английский язык и соответствующую техническую и справочную литературу.

Предмет Эксплуатация радиосвязи (ЭРС) был одним из основополагающих в нашей подготовке. Здесь нельзя было «сачкануть». Скорость передачи и приёма морзянки возрастала от занятия к занятию. И пропуск хотя бы одного занятия по любой, даже уважительной причине (наряд или болезнь), могли привести к тому, что на еженедельной контрольной работе ты мог схватить «два шара» (получить оценку 2) и остаться без увольнения в город на всё время, пока оценка не будет исправлена хотя бы на 3. Пять ошибок в принимаемом тексте, или группе цифр, и ты уже пополнил состав «дурбата»! Поэтому на контрольные приходили и живые и «мертвые», с повязками дневальных или дежурных, или в бинтах и с костылями, но явка на контрольных работах была всегда почти 100%. Вечерняя самоподготовка по ЭРС проходила добровольно, но каждый уделял ей не менее часа в день. Главной проблемой было найти свежую газету, текст которой передавался нами поначалу на вертикальном телеграфном ключе («клоподаве»), а затем и на горизонтальном («пиле»). «Ставить руку» (этот термин применим не только у музыкантов, но и у радистов) приходилось самому. Поэтому у каждого радиста вырабатывался свой «почерк». И мы на слух уже различали, кто из товарищей как «работает в эфире». Для тренировки приёма морзянки на слух кто-либо из курсантов, обладающих «разборчивым почерком» при передаче, садился за преподавательский стол, брал какой-либо текст и включал общую трансляцию или трансляцию на наушники-радиотелефоны, имеющиеся на каждом учебном столе. Тон передаваемого сигнала можно было изменять от самого низкого до самого высокого. Когда все сидели в наушниках и «передающий» курсант, сидя за столом преподавателя, настраивал высоту тона сигнала, передавая постоянно одну и ту же букву «V», и неосторожно «залезал» в высокочастотную область, то всех бил по ушам очень болезненный звуковой удар! Все разом скидывали наушники, и материли «передающего» со всей пролетарской ненавистью!