Мой плавающий от витрины к витрине взгляд, вдруг спотыкается о невероятно реалистичных манекенов, украшающих одну из модных «стекляшек» и человека в форме и фуражке охранника. Подаюсь вперёд, чтобы лучше разглядеть происходящее.

– Ты смотри, что он творит?! Гад! – я кричу человеку, который замахиваясь палкой, прогоняет от витрины грязную лохматую собаку.

– Значит, нагадил этот пёс там, где не положено. Чего орёшь-то тут. Как будто он тебя услышит.

– Тормози, – резко перебиваю равнодушно рассуждающего Игоря.

– Ты что, сдурел?! – взрывается он.

– Тормози, давай!

– Слав, ты чего творишь! Офонарел! Мы и так опаздываем!

– Тормози, сказал! – хватаю руль и почти кричу в ответ.

Как только машина с визгом замирает на обочине, выскакиваю на тротуар.

Чем мог не угодить дворовый пес? Как он заслужил такое наказание?!

Гадил на крыльце? Укусил клиента? Налаял на этого идиота в форме? Сжавшаяся в комок несчастная псина распласталась на асфальте и пытается отлаиваться.

Её тощее лохматое тело подрагивает, одно ухо неестественно прижато к голове.

– Эй ты, живодёр, а ну прекращай мучить мою собаку!

Шагаю быстро и размашисто, кричу ему таким угрожающим тоном, что охранник невольно останавливает расправу и переключает внимание на меня.

Наши глаза встречаются.

– Это ваша собака?

– Да, это моя собака! – уже остановившись возле пса, говорю резко и тихо, сдерживая желание вырвать из рук этого увальня палку и по нему же ею и пройтись.

Молодой отъевшийся живодёр в форме, явно забывший о жалости, нервно сглатывает и ошарашено осматривает меня с ног до головы.

– Это точно ваша собака? Вы уверены? Это же грязная д-д-дворняга, – запинаясь, говорит он.

Наклонившись, беру пса на руки.

– Это. Моя. Грязная. Дворняга, – чётко произношу каждое слово.

– И-и-извините, – мямлит охранник и чешет затылок под фуражкой.

Спешу забрать хвостатого страдальца. Теплый испуганный пес всем телом прижимается ко мне, поскуливает и прячет холодный нос в складки шерстяного пиджака.

– Не хнычь! Подлечим!

Его жалобное скуление, словно плач страдающего ребёнка, откликается во мне, как эхо в горах. Также скулило моё сердце, осознав потерю Деда.

Дед! Мысль, как луч света разрезает темноту моего многолетнего полного одиночества.

– Так, псина! Твоё будущее решено. Будем жить вместе!

Теперь, когда бездомная дворняга уже принята в члены моей семьи, я не могу допустить, чтобы кто-то вот так поступал с родным существом. Резко разворачиваюсь к ещё стоящему позади меня на тротуаре охраннику.

– Что передо мной-то извиняешься? – со злостью киваю на побитое создание.

Брови охранника подскакивают вверх. На миг он задумывается, стоит ли просить прощения у собаки, но я держу его взглядом так яростно и крепко, что выбора не остается.

– Извини, пёс, погорячился, – хмуро бубнит он, глядя на тяжело дышащий шерстяной ком.

– Нормально скажи! – говорю громче: – Бодро, с огоньком, так же, как ты его бил!

Потупив взгляд, охранник снова нервно сглатывает и, перемявшись с ноги на ногу, произносит: – Уважаемый пес, извините, уж не знал, что вы из породистых и домашних.

– Благодарим! – бросаю я, и, развернувшись, тороплюсь обратно.

Высунув морду из складок, пес урчит, не церемонясь, облизывает мою щеку шершавым языком и как будто пытается выглянуть мне за спину.

– Боишься, что охранник догонит?

Оглядываюсь, охранника и след простыл, но вдруг вижу, как один из манекенов, стоящий за стеклом витрины, под которой бедную псину избивали, машет рукой. Пёс, издаёт слабый, протяжный звук и с шумом выдыхает воздух.

– Псина, да у тебя там есть подружка? Что ж она тебя не спасла?