Вот и не было же, вроде, ничего особенного, но люди, слова, поступки то и дело встают перед глазами, позволяя заново вступить в давно обмелевшую реку. Ведь что такое прошлое и что такое вся наша жизнь, если не то, что осталось?
***
– Ты вовремя! – обрадовался Вова, бородатый парень лет тридцати. – Чайник только что закипел…
– Хорошо, – ответил я, пожимая протянутую руку. – С чаем и работается веселей.
– Зелёный? – он передал жестянку с листовым чаем.
– Ага…
– А я в последнее время к красному пристрастился… Конфету будешь?
– Давай. Надеюсь, не из тех, что дядька Алесь из Риги привез? – улыбнулся я.
– Что за конфеты из Риги?
– А ты не знаешь?
– Не-а.
– Ну, помнишь, пару месяцев назад в редакции была налоговая проверка?.. Они ещё в приёмной сидели…
– Что-то припоминаю, – кивнул Вова.
– Нам ещё тогда дядька Алесь сказал, чтобы не ржали в приёмной…
– А, ну да.
– Так вот, в один из дней дядька Алесь и говорит, мол, придётся им пару дней поработать без него, а они с главредом10 собираются в Ригу, по издательским делам. Те отвечают: вот здорово! Привезите Рижского бальзама и конфеток с коньяком… Не вопрос, отвечает, конечно, привезу. Поехали. Всё сделали, дядька Алесь говорит главреду: надо ещё бальзам налоговичкам купить и конфеты. Тот отвечает: бальзам купи, а конфеты не бери – у меня под столом целая коробка из-под бананов стоит – выберешь, какие нужно… Ладно, соглашается дядька Алесь, меньше везти. Вернулись в Минск. Приносят налоговичкам подарки: вот бальзам, вот конфеты, угощайтесь! Те, радостные, заваривают чай и открывают коробку – а внутри конфеты белые от старости. «Вот блин, – вырывается у дядьки Алеся, – а продавщица говорила: свэжий, свэжий! Видно, нарочно такие дала, из-за того, что я на русском разговаривал…»
– Что ты, – засмеялся Вова, – у меня конфеты так долго не лежат…
– Надеюсь…
Я взял конфету, чай и пошёл к столу. Мой стол стоял слева от входной двери, Вовин – справа. Ближе к окну были столы Иры и Оли. Дамы задерживались.
Вова сел за свой стол. Я посмотрел на Вову, потом на бабочек за его спиной: алую, малиновую и лимонную – огромных, почти метр каждая, пёстрых бабочек, нарисованных на стене. Я любил смотреть на стену за Вовиной спиной. Хотя правильнее было бы сказать, за Вовиной и Олиной спинами.
Пришла Ира, высокая крашеная блондинка лет двадцати пяти.
– Привет, чай будешь?
– Давай! Подожди, у меня душица есть. Кто-нибудь хочет с душицей?
– Нет, не будем смешивать…
– Какие мы капризные… Ну, ладно.
Вова поднялся, чтобы положить Ире конфету: «Угощайся».
– Шпасибо… – шутливо прошепелявила она.
Помолчали, прихлёбывая чай. Потом Ира обвела нас взглядом:
– Хотите, прикол расскажу. Знаете одностишия Владимира Вишневского?
– Слышали, да.
– Так вот, сидели мы в баре в компании. Общались, веселились, трали-вали, кошки драли… А ко мне то один знакомый выпить подойдет, то другой… В конце концов Вишневский не выдержал и говорит: «Я про тебя одностишие написал: На смех любимой фермеры сбежались…» Ржачно, правда?..
– Ага, – согласились мы с Вовой. – В тему…
Взялись работать: Ира раскрыла ноутбук, Вова стал читать какую-то рукопись с пожелтевшими листами, слегка постукивая торцом карандаша по столу. Мне нужно было ответить на письмо читателя. Минут через двадцать Ира оторвалась от ноутбука:
– Я рассказывала, как мы с Машей собирались в Сочи?
– Нет, – отозвался Вова. Я тоже посмотрел на Иру.
– Решили мы съездить на море. Купили билеты, заказали гостиницу, все дела… Собрали чемоданы, уже хотели выезжать, как звонит главред и просит, чтобы я ему что-то там распечатала. И подождать никак не может. Блин, говорю Маше, ты поезжай, а я возьму такси, заеду в редакцию. Встретимся в аэропорту… Поехала. Вместе с чемоданом… Приехала такая в редакцию, чемодан за собой качу, тут звонок… А Маша та ещё клизма без механизма, кипешит по любому поводу. Что такое, спрашиваю. А она: это знак, знак! Какой-то боб с горохом насобирала и сопли в трубку пускает… Так, говорю, найди место, посиди где-нибудь и ничего не делай. Я скоро приеду. Распечатала материалы для главреда, взяла такси и в аэропорт… Приехала. Смотрю, Маша моя босиком по аэропорту бегает, вся в соплях, шлёпки под мышкой, глаза, как у какающей булочками, и не понимает происходящее вокруг… Не полечу, скулит, у меня шлёпок порвался. Значит, дороги не будет… Прямо конец света!.. Ну конечно, говорю, мы из-за порванного шлёпка отпуск отменим. Раскрывай чемодан, доставай кроссовки и полетели! А то бред какой-то, знаки-шмаки…