– А что в «Чырвонай зорке»?

– Какой-то китайский фильм, – задумался он, припоминая название. – Что-то про любовь…

– Пойдём? – спросила Наташа, вложив горячую ладошку ему в руку.

– Пойдём, – согласился он.

Все сильнее пригревало солнце, тут и там пробивалась молодая трава, на деревьях распускались чистенькие, словно только что вымытые, листочки.

…После уроков он подошел к Наташе.

– Хочешь, я тебя провожу?

– Конечно, – кивнула она. – Принесёшь пальто?

Одевшись, друзья вышли на улицу. Стоял светлый весенний день. По небу плыли лёгкие белые облака, то и дело проливаясь тем мелким дождем, который в народе называют «цыганским», – когда набегающие тучки не в силах закрыть солнце, и капли дождя падают на землю вместе с солнечными лучами. В ветвях каштанов звонко перекрикивались галки, на душе было свежо и легко. Казалось, весь мир пел восторженную песню солнцу и новой весне, пробуждающей землю.

Они медленно шли в сторону площади Свободы, выбирая тихие улочки. И вот Андрей решился:

– Знаешь, – почти неслышно сказал он, опустив голову, – ты мне нравишься. С самого первого дня.

– Я знаю, – ответила Наташа, поворачиваясь к нему. – Девочки всегда чувствуют, когда на них обращают внимание.

Андрею стало трудно дышать, от радости кружилась голова. Они медленно прошли площадь Свободы, по улице Бакунина спустились к реке. На деревянном мосту через Свислочь Наташа остановилась, чтобы посмотреть реку, очистившуюся ото льда. Мимо них в сторону площади Парижской Коммуны прогрохотал трамвай. А он вдруг вспомнил…

…Однажды он уже провожал Наташу домой. Правда, тогда было всё по-другому: толком даже не понимая, для чего это делает, Андрей просто пошёл следом за ней, стараясь держаться в тени деревьев. Он проводил её до подъезда (Наташа жила в большом доме красного комсостава20 на улице Максима Горького, расположенном в бывшем здании духовной семинарии), и, стоя внизу, определил её этаж и расположение квартиры. Потом поднялся наверх и замер перед дверью.

Неведомое чувство разгоралось в душе. При мысли о том, что этой двери только что касалась Наташина рука, хотелось упасть на колени. Понимая, как нелепо должно это выглядеть со стороны, но всё же не в силах противиться, он опустился на колени и тихонько коснулся губами дверной ручки. «Только что, – думал Андрей, – Наташина рука прикасалась к этому металлу. Может быть, даже частички её кожи остались здесь…» Откуда ему было знать, что Наташина квартира располагалась напротив, а он целовал дверную ручку комполка21 Н.?..

Они прошли мимо разросшихся кустов сирени в сквере Второй городской больницы. Теперь кусты были усыпаны маленькими светло-зелёными листочками. Наташа свернула на улицу Максима Горького. Восторг разливался в душе Андрея. «Может быть, это и есть любовь?..» – размышлял он, удивляясь, как чудесным образом преображается мир, когда они вместе. Казалось, даже покосившиеся дома Троицкого предместья глядели на них тепло и доброжелательно.

Вышли на площадь Парижской Коммуны, которую родители Андрея продолжали по-старинке называть Троицкой. На фундаменте разрушенного Троицкого собора серой громадой нависало над площадью приземистое здание театра оперы и балета.

– Знаешь, – сказала Наташа, показывая на театр, – здесь работает моя мама. Она балерина.

Потом они простились. Девочка помахала рукой и ушла. Андрей немного постоял, глядя ей вслед, и отправился обратно. И тут, проходя Замковой горой, он вспомнил легенду о потерянной улице, будто где-то в Замчище есть место, ступив на которое, следующий шаг сделаешь в ином мире. И теперь, оставляя в стороне улочки, где он когда-то пытался найти вход в Прекрасную Страну, подумал, что ни за что не хотел бы уйти без Наташи.