Девушка слушала, приоткрыв рот. Вова развлекался по полной. В какой-то момент мне даже захотелось толкнуть его, чтобы замолчал, но вместо этого я вернулся за стол. Опустив голову, заметил, что у меня грязные ногти. Странно, почему раньше я этого не видел? Спрятав руки под стол, стал очищать ногти уголком сложенного конверта с чьим-то обратным адресом.

– Добротный текст, – продолжал Вова, – занимательный и неимоверно поучительный. Такие, знаете ли, удивительные подробности вашей интимной биографии… Впрочем, – он оглянулся на бабочек, словно спрашивая совет, – кажется, в одном месте вы допустили ошибку… Одну… Небольшую… В общем и целом…

Озадаченная, она смотрела на Вову, и казалось, не понимала половину из того, что он говорит. Моё сердце переворачивалось, как бумага в принтере.

– Я, конечно, могу ошибаться, – глумился Вова, – но, по-моему, «Тощие ляжки» написаны вовсе не великовозрастной девицей Чак-чак, а совсем даже её перманентно-замужней подругой Шопски… Как-то так… И тем не менее… Мы полагаем, что художественная неполноценность вашего произведения от данной ошибки нисколько не пострадала…

– Так когда я получу деньги? – серьезно спросила девушка.

– Не могу вам ответить… К сожалению, художественный уровень вашего произведения значительно перешагнул рамки нашего издания. Попробуйте отправить его в «Медведь». Или, скажем, в «Космополитен»… Более того, полагаю, с этим рассказом вы можете сразу подавать заявление в Союз писателей. Безо всяких там рекомендаций. Просто бац – и в дамках…

Она понимающе кивнула и взяла тетрадь. Похоже, именно так она и собиралась поступить: из-за гонорара, конечно…

Девушка повернулась и вышла. Я глядел вслед, и сердце моё стучало, как сумасшедшее, словно собираясь броситься следом. И вот я не выдержал: вскочил со стула и выбежал из комнаты.

…Догнал её у крыльца.

– Подождите, можно вас спросить?..

– Что? – обернулась она и окинула меня взглядом.

Если бы я знал, что. Я стоял, мучительно подбирая слова, и не знал, что сказать.

– Может у вас будет время сегодня вечером?

– Для чего?

– Хочу поговорить о вашем рассказе, – соврал я.

Она снова окинула меня взглядом, потом кивнула:

– Ладно, позвони мне после пяти. Номер…

– Как вас звать?

– Диана.

– А меня – Серёжа, – как-то само собой вырвалось у меня.

Диана повернулась и пошла в сторону Немиги. Я возвращался в редакцию, с трудом сдерживаясь, чтобы не припуститься бежать по коридору.

Вова ждал меня в кресле для гостей.

– Познакомился?

– Ага!

– Молодец!.. И герла11 клёвая… Главное, ноги на месте…

– Честно говоря, – пробормотал я, – даже не знаю, о чем с ней разговаривать…

– Ни о чём и не говори… Всё равно ничего не теряешь… Кроме времени…

– Это да…

Мы договорились встретиться у неё дома. На Берестянской, в шесть вечера. Купив белую розу и коробку конфет, я шагал на трамвай в каком-то воодушевлении. Шёл дождь, долгий дождь с запахом земли, дождь, не радующий никого, кроме травы и молодых листьев. Из-за дождя или из-за чего-то другого всё казалось нереальным, несбыточным, невероятным. Пряный гаспачо12 тоски, ожиданья и страсти переполнял меня…

Пришёл. У серой обшарпанной двери в подъезд остановился, набрал в домофон номер квартиры.

– Алло, – гулко, словно из мрачной пещеры, донесся искаженный проводами голос.

– Это Серёжа, – пробормотал я. – Из «Паруса».

Дверь открылась. В неясном томлении, словно в предчувствии волшебства, я ступил на лестницу. И потом, вытирая ноги перед тем, как зайти в квартиру (такой привычный ритуал, который выполняется машинально, даже не задумываясь о том, что делаешь), я споткнулся о коврик. Чёрный резиновый коврик. Хотя Диана уверяла, что никакого коврика нет.