Спасла моя безупречная репутация — за десять лет я ни на кого даже не посмотрела. Еще помогло, что он чудом не прочитал самое ужасное и явное. Запомнил всякую ерунду, видимо, в ярости читал через строчку. Разговорный язык с ошибками и запоздалыми ответами тоже помог. Я не могу поверить, что пронесло!
Анна Федорова
По мнению Кати, остановить общение с Алексеем для Ани было невозможно. Рекламная пауза, которая возникла в общении, только подогревала интерес и усиливала влечение. Аня металась между страхом быть пойманной с поличным и неимоверно жгучим желанием увидеть ЕГО еще хотя бы раз.
Женщина часто мнит себя всемогущей, беря на себя ответственность за других людей. Материнский инстинкт непроизвольно распространяется и на мужчину. А тот часто забывает, что он — уже не ребенок. А ребенок никогда ни в чем не виноват, виноваты все, кроме него. Леня точно знал, кого винить в том, что случилось между ним и Аней — Катю. «Это ее рук дело!»
Леня постоянно повторяет: «Это она тебе рассказала, как раскрутить мужика, чтобы он тебя захотел!» От твоего имени его трясет.
А мне шоковой терапии хватило ненадолго. Я хочу Алексея. Что-то со мной происходит, какая-то подмена ценностей. Может, к психологу обратиться?
Анна Федорова
Может, Леня просто тебе надоел? Может, ты уже не уверена, что хочешь, чтобы именно этот человек был с тобой рядом и дальше? Иди к психологу, вдруг поможет.
Катя
Злая ты. Психолог убедит, что Леня мне не нужен. И что? Другого искать? Потом и другой надоест. И то, если найду.
Анна Федорова
«Что, если?» — частый вопрос. «Что будет, если мы упустим свой шанс быть счастливым?», «Что, если будет хуже, когда мы захотим чего-то большего?»
Верить в то, что непременно будет хуже, проще, чем верить, что счастье может быть простым. Терпеть кажется правильным и понятным. Пробовать найти что-то более подходящее для себя — лютым эгоизмом. Словно внутри выжжено: «Страдать — хорошо. Счастье — плохо». Людей с противоположным мнением всегда либо сжигали на костре, либо причисляли к лику святых. Участь незавидная в обоих случаях. Но пока они жили, им было все равно.
Общение Кати и Ани проходило по переписке в почте. Никакого скайпа, никаких звонков — только письма. Переписка стала своего рода привычкой, ритуалом; каждое письмо — событием. Но личных встреч все же не хватало.
Девушка в кремовой комбинации сидела за обеденным столом, скрестив ноги. Перед ней — пустая керамическая кружка, на белом дне которой осталось почти высохшее черное озеро. Этот кофейный узор и был ответом на самые важные вопросы в жизни — доступным, наглядным и совершенно непонятным.
Аня выкурила сигарету и утопила кусочек фильтра в пепельнице. Курила она редко и обычно за компанию. Но когда сильно нервничала, могла позволить себе сигарету-другую. Общение с Алексеем было на паузе, выдерживать ее с каждым днем становилось все труднее. Внутренние переживания, дополненные вспышками гнева Леонида, постепенно расшатывали нервную систему, и рука тянулась к пачке, спрятанной в маленьком кармашке сумки под тонкой полоской застегнутой молнии.
Девушка в шелковой сорочке открыла настежь окно, посмотрела на едва уловимую ленточку дыма, танцующую в потоке воздуха, резко взяла телефон со стола и позвонила Кате:
— Привет, что делаешь? Давай за тобой заеду, фрукты возьму. Сойдет за ужин? Могу пиво по дороге купить.
— За ужин сойдет, так и быть. Пива не надо, я же говорила — без тебя пить не интересно. В следующий раз.
Аня наспех собралась, закинула корзину с фруктами, сумку с пляжным покрывалом, завела машину и поехала за Катей.