Бросив сигарету в уголок тамбура, я вернулась на свое место, в вагон. Усталость бессонной ночи все-таки одолела меня. К утру я задремала. Во сне я увидела молодого стройного офицера. Он был во всем черном: в черном кителе, фуражке и с трубкой во рту. Не просыпаясь, я вдруг поняла, что это мой отец Островский. Я бросилась к нему на шею, но он увернулся от меня. Затем поднес трубку ко рту, затянулся и медленно выпустил дым мне в лицо. «Иди прочь, ты мне не нужна», – сказал он хриплым, как у дяди Гриши, басом. Я задыхалась от дыма, а клубы его становились все плотнее и плотнее. Мне хотелось развеять руками дым, я неистово размахивала ими. Я должна рассмотреть его лицо! Но руки мои натыкались на твердый мундштук трубки, куда бы я их ни протянула. Колючий мундштук, как дуло ружья, держал меня на расстоянии от чужого мне отца.

– Просыпайся, Катерина. – Я почувствовала легкие толчки в шею чем-то острым.

Открыла глаза и увидела Юрку, который будил меня, нежно водя по шее концом шариковой ручки.

– Скоро Таллин, подъезжаем. И иди ополоснись, а то туалеты закроют. – Он, как всегда, говорил чуть растягивая слова.

Рядом с Юркой стояла и вытирала полотенцем свою заспанную, но уже умытую мордочку Тишка.

Я отправилась в конец коридора и пристроилась в небольшую очередь. Приснившийся сон еще больше поколебал мою уверенность,

Таллин мы осмотрели за два часа. Более основательное знакомство отложили на день отъезда. Старинные узкие улочки, мощенные брусчаткой, казались знакомыми: я столько раз видела их в разных фильмах. И теперь они выглядели декорациями – настолько отличались от улиц русских городов. Мы табуном прошлись по центру. Высоко задирали голову, чтобы разглядеть остроконечные шпили и башенки соборов. И конечно, не пропускали ни одного магазинчика с сувенирами и бижутерией. Но я больше глазела, чем покупала: денег у меня было в обрез. Пробежав галопом по центру, мы вернулись на автовокзал и забрали вещи из камеры хранения.

Нам еще предстояло добраться до поселка, где располагалась военно-морская база.

День был в разгаре. Солнце стояло в зените, когда мы вышли из автобуса на конечной станции.

Мы оказались в маленькой – в два десятка домов – деревушке. Вывески на магазине и на почте были только на эстонском языке. Но по оформлению витрин мы догадались о назначении помещений. Нас никто не встречал, поскольку мы должны были приехать еще вчера. Юра пошел на почту, позвонить в часть и доложить о нашем прибытии. Остальные толпой ввалились в магазин, нарушив, привычную видимо, тишину. Здесь все было не так, как в русских сельпо с подслеповатыми окошками и бедным набором продуктов: хлеб, крупа и бычки в томате. Даже в Питере магазины были беднее, особенно скучными стали прилавки за последний год. Здешний магазин выглядел как мини-маркет из заграничного фильма: хорошо освещенный, просторный, с открытыми для покупателей стеллажами. Подходи, выбирай что надо.

Парни сразу отоварились водкой. Девчонки, сложившись, взяли вина и бутылочку знаменитого эстонского ликера. Тут же, на полках, лежали всевозможные конфитюры в невиданной упаковке: в тюбиках наподобие зубной пасты. Сладкий товар привлек внимание всех, тем более что цена тюбиков была невелика. Многие тут же раскошелились на невиданное лакомство. У меня же денег было в обрез, только на самое необходимое: мыло, зубную пасту. Да еще в Таллине я не утерпела и купила губную помаду. Такой футлярчик роскошный!

Между тем голод давал о себе знать, сладкий конфитюр почти осязаемо таял на моем языке. Я даже облизнулась, глядя на него. Мгновенно оглядевшись, я схватила два тюбика и сунула их в карман куртки. Мое движение осталось незамеченным.