Отзывов у Анны Викторовны нет, как и оценок вообще. Это подкупает. Анна Викторовна – чистый лист.

Я всегда принимаю важные жизненные решения за долю секунды и через мгновение уже наслаждаюсь звучанием размеренных гудков, раздающихся из динамика телефона.

– Слушаю, – незнакомый голос удивительно мягкий. Такой мягкий, что невольно начинаешь скучать, когда он замолкает. – Алло?

Я забываю, что во время диалога говорить надо обоим.

– Алло! – получается громче, чем я планировал, и мне представляется, как человек на том конце провода рефлекторно отдёргивает трубку от уха. – Доброе утро!

– Доброе, – она вздыхает. – Вы по делу или так?

Только сейчас понимаю, что ей, наверное, каждый второй звонит ради шутки.

– Я, – прочищаю связки от скопившейся там за время молчания слизи, – я бы хотел записаться на приём.

– Это не больница, чтобы записываться на приём, – из динамика раздаётся щелчок зажигалки, а затем тихий шорох медленно выдыхаемого дыма.

– Ну, как это у вас называется? Сеанс?

– И не сеанс, – её голос убаюкивает.

– Занятие?

Она смеётся, и я невольно смеюсь в ответ. Так мы и сидим, смеясь, целую минуту, а может и все пять, – два крошечных человечка, разделённые километрами научного прогресса.

– Ладно, назовите Ваше имя и удобное время – запишу Вас на приём… – она снова затягивается.

– Никита, – почему-то мне хочется, чтобы меня звали как угодно, но только не Никитой.

– Никита? – возможно, её голову посещает та же мысль. Общаешься вот так с человеком, ничего не предвещает беды, а потом выясняется, что его зовут Никита. – А время?

– Могу хоть сейчас, – смотрю в окно и вижу сидящего на подоконнике голубя: одним глазом он изучает содержимое моей комнаты. Круглый зрачок крутится в глазном яблоке и не останавливается ни на секунду. – Ну, вернее, через двадцать минут.

– Хорошо, тогда жду Вас через двадцать минут, Никита, – знахарка бросает трубку.

«Никита…» – почему-то сижу со счастливой улыбкой на лице. Некоторые люди могут просто говорить – этого будет достаточно. Её голос звучит у меня в голове. Мягкий, в меру низкий, тягучий, живой. Меня накрывает приятной тяжестью: я бы остался в этом положении навсегда.

«…жду Вас через двадцать минут, Никита», – хорошо.

В голове молнией проносится осознание: она ждёт меня через двадцать минут. Она ждёт меня! Резко вскакиваю со стула, на секунду перед глазами – мозаика. Чуть кружится голова, но это мелочи жизни. Главное – не опоздать. Ни в коем случае нельзя опоздать.

По-моему, я никогда так быстро не одевался. Анна Викторовна Галицкая очаровывает и притягивает, как всё новое и неизвестное. Но Анна Викторовна не прощает ошибок. Анна Викторовна не даёт вторых шансов.

Через минуту я уже стою перед входной дверью с глупой улыбкой на лице, как первоклассник первого сентября, который пока не догадывается, что ждёт его впереди.

Остаётся только случайно не спугнуть это нечто, что захватило меня с головой. Очень пьянящее чувство, когда кажется, что ты наконец-то делаешь правильный выбор. Можно ли вообще судить о правильности выбора? Вопрос философский.

Выхожу на улицу в приподнятом настроении, потому что в подъезде совсем не осталось зеркал, а вместе с ними и возможности встретиться с тем, кто виноват во всех моих бедах. Все зеркала, которые когда-то висели на каждом этаже, сняли умелые дельцы, чтобы было что поставить у себя в прихожей. Думаю, их квартиры теперь напоминают зеркальные комнаты из парков развлечений. Должно быть весело: теперь они никогда не забудут вид собственных лиц после восьмичасового рабочего дня. Эти же люди, кстати говоря, создали в подъезде романтический полумрак.