– Я же после острога лет пятнадцать в колхозе безвылазно жил, а на что там смотреть акромя навоза.
– А, пенсия, пенсия у меня была, на хлеб-соль хватало…
– Ну а здесь как, пенсии и той нет, не шибко я думаю на охранные дачки пожируешь…
– Это верно, иногда и макового зернышка не бывает…
– Да я не жалуюсь тебе, нет, привычный…
– Вот поделки свои отдаю, кто, чем может, благодарит…
Король взял лежащий на соседнем с стариком ящике вырезанный из дерева крест размером с ладонь, крест еще был не отшлифован, но и в этом виде он был необычайно хорош, чувствовалась рука мастера.
– Слышал по батюшке тебя Евсеич зовут, а по имени как?
– Фадей…
– Хороший ты мастер Фадей Евсеич, руки у тебя золотые…
– Что ж за причина за решетку тебя загнала на столь долгий срок…
– Если не хочешь, не отвечай, пойму, но знать хотелось бы…
– Кому другому, пожалуй-что говорить бы не стал…, да ты король, хозяин мест здешних, как тебе откажешь, скажу…
– Была у меня семья когда-то, жена красавица, да двое деток малых…
– Уехал я как-то по делам в город на три дня, вернулся, а нет у меня жены, повесилась, деток малых соседи к себе взяли…
Старик замолчал, достал кисет, сложенную в несколько слоев газету, оторвал листок и скрутил самокрутку, закурил.
– Деревенька у нас малая, в лесу на отшибе стояла, часто гости городские на охоту туда приезжали, по-разному себя вели, но все как-то обходилось, в тот раз не обошлось…
– Изнасильничали ее на глазах деток малых, а с ней и соседку нашу малолетнюю годков тринадцати, она то мне все и рассказала…
– Жинка моя на сносях была шестым месяцем, не вынесла она позора, повесилась в сенях…
Король слушал молча не перебивая.
– Узнал я, что за люди приезжали, нашел всех троих…
– Силушкой тогда меня Господь не обделил, порешил я всех их и повесил на крыльце дома ихнего…
– Что ж так много за этих выродков тебе дали Фадей Евсеич?
– Так троица знатная была, прокурор района, судья и главный районный милиционер…
– Вот и определили меня в острог как рекрута в давние времена на двадцать пять годков, хотели высшую меру, да народ шибко возмутился…
– А, детишки то твои где теперь Фадей Евсеич?
– А, не ведаю мил человек…
– Как возвернулся искал по началу, детский дом, где они были расформировали, детишек по всему Союзу распихали, долго искал, писал куда только можно, но все без толку…
– Как вернулся, невыездной я был, устроился на работу в местный колхоз, определили меня ночным скотником на ферму, так я на этой ферме все пятнадцать годков и прокуковал…
– Сколько же им сейчас лет детишкам твоим…
– А, вот и считай, забрали меня, им по пять годков было близняшкам, Даша и Егорушка, сейчас им стало быть по сорок пять…
– И фотографий их не сохранилось?
– Как же, сохранилась одна… -он осторожно вынул из внутреннего кармана поношенного пиджака паспорт, пенсионный, достал пожелтевшую фотографию.
На ней были мужчина и женщина, на коленях у них мальчик и девочка.
Король сразу узнал женщину, именно ее лицо было на вырезаемой фигуре, так тонко и правдиво отображенное в дереве.
– Фадей Евсеич, ты не будешь против, если перефотографирую эту фотографию…
– Зачем это тебе мил человек…
– Попробую поискать детишек твоих…
Старик с надеждой посмотрел на короля.
– Оно конечно, возможностей у Твоего Величества поболее, только сколько годков то с той поры минуло…
– Попытка, не пытка, я все же попробую…
– Ин ладно, пробуй…
Король перефотографировал фото на свой смартфон несколько раз, пытаясь заснять более четко.
– А, теперь Фадей Евсеич давай поступим с тобой так…
– Пенсию я тебе назначу, подданство и прописку в королевстве тебе оформят, а жить ты будешь на митрополичьем подворье.