Они подошли к маленькому дому, и старик отворил дверь. Послышался лай; через мгновение навстречу им выбежала овчарка. Годами пес едва ли уступал хозяину. Лишь только узнав вошедших, он принялся вилять хвостом и с любопытством обнюхивать Иоганна.

– Ну, будет тебе, Вит! – успокоил его старик и добавил, обращаясь к Элизабет: – Уложим его в комнате наверху.

Элизабет взглянула на чердачную лестницу, узкую и крутую, и неуверенно кивнула. Они принялись за дело. Чтобы втащить Иоганна наверх, пришлось приложить немало усилий. При этом нужно было следить, чтобы голова его не билась о стертые ступени.

Когда они наконец-то управились, старик открыл дверь в комнату, скудно обставленную, но довольно уютную. Они уложили Иоганна на кровать, сняли с него плащ, сапоги и мокрую одежду.

– Принеси мне таз с водой и чистых тряпок.

Элизабет поспешила вниз. Старик вынул ножик из кожаного чехла и срезал присохшую к ране повязку. Воспаление было сильное, некоторые из сосудов вокруг раны стали черными. Увиденное не на шутку встревожило старика.

Элизабет принесла все, что требовалось, и поставила таз рядом с кроватью. Она тоже заметила потемневшие сосуды и тонко вскрикнула.

– Все-таки он один из них, – произнесла она в ужасе. – Придется…

– Нет, дитя мое, это скорее похоже на заражение крови. Принеси-ка мне еще и трав.

Элизабет снова вышла из комнаты. Старик смочил тряпку и стал осторожно очищать рану. Иоганн застонал, но глаза его оставались закрытыми.

Вернувшись, Элизабет протянула деду жестяную миску с целебными травами, в числе которых были ромашка и арника. Старик разжевал травы в кашицу и приложил к ране, поле чего накрыл куском чистой материи. Ткань сразу пропиталась кровью и прилипла. Элизабет укрыла Иоганна толстым одеялом.

– На сегодня все, что могли, мы сделали, – сказал старик. – Лучше возвращайся домой, пока твой отец снова не рассердился.

– Пуще обычного, ты хотел сказать? – отозвалась Элизабет. – Спасибо, дедушка.

Она перекрестилась, поцеловала его в щеку и поспешила домой.

Старик принес кружку воды и поставил на дощатый пол, рядом с ночным горшком. Потом опустился на стул возле кровати и взглянул на раненого. В комнату, неуклюже ступая, вошел Вит и с утробным ворчанием улегся у ног хозяина.

Старик зажег трубку и сидел, задумчиво покуривая.

Давно в их деревню не забредал человек из внешнего мира. Да лучше б так оно и оставалось. Новые люди всегда несли перемены, к лучшему или к худшему. Теперь, когда в деревне наконец устоялся свой повседневный уклад, ничего нового здесь не желали. Так, во всяком случае, думали многие, включая его сына.

С другой стороны, он прожил столько лет и хорошо – слишком хорошо – помнил, что когда-то жизнь в этой деревне била ключом.

А потом явились они, и тень легла на долину.

В общем-то хуже стать уже и не могло. Старик глубоко затянулся и вновь посмотрел на Иоганна.

– Что ж, посмотрим, что ты нам принес…

Девушка склонилась над Листом. Тот не мог рассмотреть ее лица – перед глазами все расплывалось, словно он смотрел сквозь мутное стекло. Свет пульсировал в одном ритме с сердцебиением. Из разговоров удавалось уловить лишь обрывки фраз; о том, чтобы понять их, не было и речи – словно говорили на каком-то чужом языке, из которого он знал лишь несколько слов. И все-таки чувство было такое, будто говорят о нем.

Хотя Иоганн не знал, где находится, он чувствовал, что окружен заботой. Раненый пытался пошевелиться, однако не ощущал своего тела. Потом голова стала вдруг очень легкой. Он медленно поднялся, огляделся…

Пороховой дым окружал его плотной стеной. Крики, взрывы, барабанная дробь – все сливалось, какофония звуков нарастала. Затем все стихло в ослепительно-яркой вспышке.