– Да, Марго, совсем не нравится. Этот город – средоточие суеты, грязи, снобизма и алчности, – ответил я искренне, хотя и слегка максималистски.

– А я люблю Москву! Нет, не удивляйтесь, Антон, это совершенная правда. Люблю ее тихие переулки, извилистые улочки, величественные здания, проспекты… и, конечно, театры. Я выросла среди этого, и хотя Москва сильно изменилась за последние двадцать лет, я по-прежнему очень привязана к этому городу. Вам нравится театр?

Мне не нравился театр, зато с этого момента наш разговор пошел более гладко – с театров мы вновь переключились на книги, с книг – на Интернет и политику. Марго оказалась интересной собеседницей, имеющей неординарную точку зрения по большинству вопросов. Истинная интеллектуалка, ведущая одинокую, но полную событий жизнь.

Всего через пятнадцать минут непринужденного разговора мне удалось получить от нее интересующую меня информацию. Марго была психотерапевтом, по ее словам, очень высокого класса. Она вела свою практику с перестроечных времен и успела заслужить доверие своих клиентов – пациенты сами искали ее консультаций, в последующем «передавая из рук в руки». На наш объект Марго пригласил кто-то из руководства, ее давний институтский приятель, чью фамилию она отказалась назвать из этических соображений. По словам Марго, она никогда бы не полетела в такую глушь, но «очень многим ему обязана», да и не против «поворошить былое».

– Вот вы, Антон, совершенно непохожи на моего пациента! – заявила она мне.

– Это почему же, Марго?

– Я хорошо вижу и слышу вас! И то, что я вижу и слышу, Антон, говорит мне о том, что у вас все хорошо.

Я улыбнулся:

– Разве может быть у кого-либо все хорошо?

– А почему нет?! У вас нет комплексов, вы реально оцениваете происходящее и свои возможности, постоянно совершенствуетесь и не гонитесь за быстрым успехом… – продолжала она выдавать свой диагноз, не слушая мои кроткие возражения. – У вас целостный внутренний мир и, самое главное, вы не одиноки. Нет, хоть убейте, но я никак не вижу вас у меня на приеме.

– Спасибо, Марго, но разве сейчас вы не выдали мне оценку как своему пациенту?

– Извините покорнейше, Антон! Профессиональная привычка.

Неожиданно она схватилась за сердце.

– Простите, Антон, что-то мне нехорошо…

– У вас что-то болит?

– Нет, просто как-то тревожно мне… – она села прямо, по-прежнему держа руку в области сердца.

– Если вам будет нужна помощь, дайте знать…

Она вежливо кивнула мне, окончательно отвернулась и, закрыв глаза, погрузилась в себя.

Внезапно раздался громкий хлопок, после которого мой слух как будто стал в два раза острее. Я отчетливо услышал песню из наушников моего соседа, хотя раньше едва улавливал ее ритм – это была «Сижу в самолете» от «Ёлки». Хриплый голос вахтовика проник прямо в мои уши: «Серега берет тогда полено и как вмажет ему прямо по роже… Ха! Командиру прямо по роже, нах!» Мне показалось, что я даже слышал шелест газет, которыми развлекал себя «пухлый босс» с первого ряда…

Наш вертолет медленно и неуклонно терял высоту. Нет, до плановой посадки было еще не менее получаса лету. Просто машина, несколько десятков лет служившая людям верой и правдой, именно сегодня заявила о своей усталости, заявила ультимативно и окончательно.

Сердце мое сжалось. Меня совсем не радовало, что вышедший из строя двигатель больше не издавал своего назойливого шума. Аварийная посадка для вертолета советских времен – большое испытание. Нужны недюжинная удача и навыки, чтобы остаться в такой переделке в живых. Мне оставалось полагаться только на везение да мастерство пилота.