По виду пакета трудно было что-то понять, зато по виду Молли – проще некуда. Ее щеки распунцовелись, она то и дело бросала на меня нервные взгляды.
О да. Ей определенно удалось.
Теперь нам оставалось только пережить три с половиной часа до обеда.
И как я смогу на чем-то сосредоточиться? Ерзая на стуле, я то и дело оглядывался на «солдатский паек» Кортни, воображая, экая сцена вот-вот разыграется у нас в классе. Вот Кортни, как всегда, сидит за партой напротив Дениз, подруженьки болтают. Вот она сует руку в коричневый бумажный пакет… ее всю коробит… и она громко-прегромко визжит! Я представлял себе, как змея с разинутой пастью и горящими глазами выскакивает из пакета, как эта зазнайка дрожит как осиновый лист, от ужаса, и как весь класс смеется над ней, когда я, играючи проходя мимо, подбираю ту липовую змею с пола – и во всеуслышанье говорю:
– Ну и чего ты крик подняла, она же резиновая! Резиновые змеи не кусаются!
Вот так номер, чтоб я помер!
Все утро Шлем, Молли, Шарлин и я переглядывались. Наверное, мы не запомнили ни одного слова из того, что говорил мистер Мелвин. Я не помню, что было написано на доске, какие задачки по математике мы решали. Для меня они стали просто набором букв и цифр на тетрадной страничке.
Мы постоянно поглядывали на часы. И вот пришло время завтрака. Мы не спускали глаз с Кортни, когда та на пару с Дениз прошла к полке с завтраками. Кортни наклонилась и сначала передала Дениз ее пакет, затем взяла свой. Прошествовав назад к своей парте, подруги передвинули стулья и уселись друг напротив друга.
«Вот оно, грядет», – подумал я, и у меня перехватило дыхание от волнения.
Великий момент почти настал!
6
Мы поспешили за нашими завтраками. Ни к чему было, чтобы народ в классе понял, что мы стоим и пялимся на Кортни.
Мы расселись за нашим обычным местом. Но я не мог не смотреть на эту зазнайку. Уж больно сильно нервничал в предвкушении развязки.
Кортни начала было разворачивать пакет – но с другого конца класса мистер Мелвин вдруг жалобно протянул:
– Ну вот, опять забыл все дома…
– О, не волнуйтесь! – И Кортни подбежала к нему.
Они склонились за его столом. Я не слышал, о чем они разговаривали – в классе во время большой перемены всегда шумно. Все разговаривают, смеются, шуршат пакетами и промасленной бумагой, в которую завернута еда.
Только мы четверо сидели тихо-тихо и смотрели на Кортни и мистера Мелвина.
– О чем это они толкуют? – шепотом спросил Шлем. – И почему она не откроет уже свой пакет?
Я пожал плечами, не отрывая взгляда от зазнайки. Вид у нее был такой, будто она о чем-то напряженно думает. Наконец, улыбнувшись Мелвину, она передала ему свой пакет с едой.
– Все в порядке, – сказала она – и это я, вот так ирония, прекрасно услышал. – Берите сколько нужно. Мама всегда кладет мне слишком много всего.
– Вот черт! Только не это! – прошептал я, чувствуя, как резко подкатывает дурнота.
– Может, предупредить его? – спросил Шлем.
Слишком поздно спросил.
Открыв пакет, мистер Мелвин сунул в него руку – и сощурился от неожиданности.
И со смешным пронзительным криком вытащил наружу большую черную гадину.
Пакет с завтраком шлепнулся на пол. Резиновая змея дико забилась в руке мистера Мелвина. Молли меня не обманула – эта штука взаправду выглядела живой.
Наш бедный учитель вскрикнул еще раз, и гадина упала на пол.
Стекла в окнах класса, казалось, задребезжали от криков учеников.
Кортни вскочила. Она легонько подтолкнула мистера Мелвина, чтобы он отошел в сторону, – и принялась топтать змею. Яростным, тяжелым топотом.
С видом Георгия Победоносца, никак не ниже рангом.