Не так-то просто перестроить жизнь и привычки. Особенно когда тебя уже не так преследует страх.

Шторка полностью закрывает меня от внешнего мира, а его – от меня. Я смываю шампунь, крепко жмурясь, чтобы не промывать потом глаза, и, когда уже собираюсь заканчивать, вдруг происходит что-то непонятное. Прежде теплая и очень комфортная вода превращается в кипяток, он обжигающим потоком проходится по моим плечам и спине. А прежде, чем я отскакиваю и дотягиваюсь до ручки, выключая воду – и по груди.

От боли у меня перехватывает дыхание, вода не просто горячая, она кипяток. Я уверена, что кожа стремительно покрывается красными пятнами. А еще у меня сами собой из глаз катятся слезы.

– Запираться надо, – слышу насмешливый голос.

Хватаю со стиральной машинки полотенце и быстро заворачиваюсь, чувствуя, как накатывает тошнота. Я смотрю на Исаева со смесью страха и недоверия.

– Вы что, серьезно?! Мне ведь больно! Это, по-вашему, смешно?!

Он не сразу мне отвечает, скользя взглядом по мокрым волосам, обнаженным плечам и коленкам, но, по мере того, как видит следы от горячей воды, улыбка сходит с его лица. Исаев смотрит вниз, на вентили, перекрывающие воду, и я понимаю, что он перепутал. Закрыл не тот вентиль, вместо холодного душа устроив мне горячий. Становится еще обиднее, и я бы много отдала, чтобы не стоять перед ним и не плакать, как беспомощное дите, но силы и смелость как-то резко вдруг заканчиваются.

Вадим

Такого эффекта я точно не ожидал. Она смотрит огромными глазами, и мне поначалу кажется, что от страха и неожиданности. Но я замечаю слезы, красные следы на тонкой светлой коже, и понимаю, что Богданова плачет от боли.

А потом понимаю, что случайно закрутил вместо горячего крана холодный, и бедную девчонку ошпарило кипятком.

Выругавшись, я инстинктивно делаю шаг к ней, чтобы сунуть под холодную воду, и Богданова отшатывается, врезаясь спиной в раковину. Там, на полочке у зеркала, я замечаю приметный флакон "Пантенола", и план созревает прежде, чем я успеваю его обдумать.

– Повернись! – Голос должен звучать холодно и равнодушно, а получается хриплым.

Богданова в ступоре, и поэтому даже не пытается остановить меня, когда я разворачиваю ее спиной и лью холодный крем на покрасневшие плечи.

– Надеюсь, ты не хранишь в этой банке крем для депиляции.

Издевка отрезвляет Богданову и она пытается вырваться, но я уже удобно зажал ее между собой и раковиной, так что все, чего она добивается – полотенце едва не соскальзывает на пол. Я бы не отказался от такого подарка судьбы, но мазать нежную горячую кожу прохладным кремом тоже неплохо.

Спустя несколько секунд я уже забываю об истинной цели этого развлечения и просто получаю удовольствие. Завороженно рассматривая красноватые следы, родинки и тонкие светлые локоны, упавшие на влажные плечи, я пальцами изучаю девичью шейку. Слегка надавливая, рисую контур позвоночника. У Богдановой вырывается не то испуганный, не то обреченный всхлип. Даже не будучи специалистом, я чувствую, в каком напряжении ее шея. Даже простой массаж в наполненной паром ванной мгновенно лишает ее воли, и вот в моих руках уже послушная кукла.

Я выдавливаю еще крема, растирая его по плечам и ключице. Богданова такая худая, что я почти могу сжать ее шею одной ладонью. Когда я делаю это, она испуганно дергается, но добивается только того, что прижимается к моей груди крепче

Я очень давно не прикасался к девушкам, и я изучаю ее, чувствую бешеное биение сердца. Старательно избегаю встречаться с ней взглядом, чтобы все не испортить. Нечеловеческих усилий стоит оставить все как есть, не стягивать полотенце, чтобы продолжить ее изучать, успокаивать красные следы холодным кремом.