– Да будет известно вам, – неожиданно обратился к Мите какой-то красноносый пассажир, – что маленькая гадость, умноженная на единицу с нолями… равна… э-э, большой доблести… Такова наука капитализма… И пусть это не я открыл, но ведь уместно же… О нашей, так сказать, действительности. Вы не находите?

– Нахожу, – живо всколыхнулся интерес в Фонарёве, – полная закупорка!

– Эти… Ну, которые на джипах… Казанскую праздновать слетелись…

– Тогда уж съехались.

– Ага, так точнее… Вы это… Возле аптеки тормозните. Вот добре!

Фонарёв высадил своего единственного пассажира и прислушался – благовестили церковные колокола.

«Вырвать, выскрести эти звуки… – вскинулся Митя. – Надо думать, как заработать… Как сдвинуться с косной точки? Да что думать-то! Из спины ремня не вырежешь… День такой».

…Торжествовал свет.

Солнце подъедало ветхие тучи.

На конечной остановке десятого маршрута всплескивался хохот – водители коротали свой недолгий обед. И только Фонарёв сторонился «общего собрания».

– А вот и мой последыш! – крякнул подошедший к Митиной «Газели» Нилыч.

– Привет, старик… – очень неприветливо ответил Фонарёв.

– Какие очеловеченные, совершенные люди!

– Кто?

– Как кто? Водилы. Вон как разливаются, вседушные…

– Да ну тебя, старик!

– Заладил: старик, старик. Может, я бороду для солидности отпустил…

– Чего?

– Ну, для баб… Понимаешь?

– Ерундейшая чепуха!

– О! Кажется, у Димитрия радость стлела…

– Было бы чему тлеть… Порожняком гоняю.

– Не ты один.

– Старик, вот что тебе надо?

– Мне-то? А ты ответь: когда дурак умён бывает?

– Когда молчит.

– Правильно… Как это там говорится? А, вспомнил… Я, может, по вторникам да по средам только дурак, а в четверг и умнее его…

– Не сходится.

– Что же, Димитрий, не сходится?

– А то, что по календарю у нас пятница… Понял?

– Ну, ещё бы!.. Аргументированно объяснил.

– Нилыч, слушай… А Бессон был сегодня?

– Да подтягивался уже… Про тебя, кстати, спрашивал… А что? Пора платить?

Митя отменил взгляд и тяжело вздохнул.

– Я не натаксую.

– Сколько тебе не хватает?

– Полторы.

– Всего-то! Эй, Поплавский! – крикнул старик.

От гомонящих водителей тотчас отделился долговязый человек и направился к Нилычу с Митей.

– Чё надо? – Бесцветные блестящие глаза Поплавского посмеивались.

– Займи Димитрию!

– Скока надо?

– Полторы тыщи займи… – кашлянул Нилыч.

– Держи, Фонарёв! – с ловкостью фокусника вынул из портмоне деньги Поплавский.

– Даже не представляешь, Поплавский, как ты выручил…

– Ещё чё надо?

– Ничё не надо, – ответил тем же Нилыч. – Молодец мужик… Иди…

Старик посмотрел на удалявшегося Поплавского и добавил:

– Вот так! Добро не лихо – бродит тихо.

Какой-то неприятный звук бухал в самое темя, Митя повременил и сказал:

– Ты мне сегодня приснился, Нилыч.

– Свят-свят… Я ж ещё живой…

– Дурак ты старый!

– Да, но не по четвергам… А коли без шуток, то думаю я, что настоящая охота жить только и приходит в старости… Вот вы, молодые, как живёте? Вы же без причины живёте… Вы себя не помните…

– Конечно, куда нам до вас.

– Не упорствуй, Димитрий! И молодым надо блюстись…

– В твоей терминологии блюстись – значит беречься. Не так ли?

– Усвоил…

– А тут и усваивать нечего – одно пустозвонство…

– Нет, я такую хулу не могу принять.

– Не принимай… Я так скажу: молодые не помнят себя, потому что перекоряются из-за грошей… А без причины мы не живём… Я чудесю как могу… У Поплавского вон ипотека… Даже негодяй Бессон и тот крутится…

– Думаешь, мы в молодых годах жили легче?

– Ничего я не думаю… Я трёпа не люблю.

– Ладно, извинения принимаются, – голос Нилыча помягчел.

– Ты прав, старик… Извини!

– Э-э, пока не забыл… Сообщу пренеприятное известие…