- Понимаешь, дружок, - Кристен подходит и гладит Марка по голове, - мы, женщины, более приземлённые создания, чем вы, мужчины. Мы не можем контролировать свои чувства, но способны управлять ими. Это означает, что мы не можем сказать себе: «люби» или «не люби», мы любим, но поступаем при этом так, как считаем правильным в долгосрочной перспективе. Всё из-за того, что в нас генетически заложена забота о гнезде, и мы не будем создавать его с тем, кто может его разрушить или не способен довести это дело до конца. Поэтому, любя одного, гнездо мы вьём с другим, с тем, кто реально поможет выкормить птенцов. Понимаешь?

- Честно, нет! Бред какой-то. И кого она любит?

Кристен бросает на меня мимолётный, неуловимый взгляд, говорящий только со мной, но не с Марком, затем поворачивается к нему:

- А ты у неё спроси, но смысла в этом нет никакого. Я думаю, мы скоро погуляем на их свадьбе.

- С чего ты взяла?

- Выбора у неё нет. У её орла другая траектория полёта, мимо её гнезда не пролегает, так что: либо воробей, либо гнезду не бывать, усёк?

- Усёк.

В это мгновение Джейкоб и Анна входят в гостиную, Анна обращается ко всем, не глядя на меня:

- Ребята, мы торжественно сообщаем вам о своей помолвке, свадьба запланирована через год на апрель. Будем счастливы видеть вас на церемонии!

Молчание.

Марк:

- Кристен – ты ведьма, я боюсь тебя…

- Поздравляй, идиот!

Подрывается и с поздравительными трелями бросается обнимать будущую ячейку общества. Я следую за ней, стремясь отдать своевременную дань вежливости, и, обнимая Анну, внезапно ловлю взгляд … переполненный тоски и боли…

В кого она влюблена, не знаю, единственное, что заботит меня в этот момент – ЧУВСТВО СОБСТВЕННИЧЕСТВА.

Спустя несколько часов у меня уже забронированы билеты в Кишинёв и упакована небольшая дорожная сумка. Я лечу в последний раз, с последней попыткой, с надеждой на чувство собственничества…

21. Глава 20. Второе расставание

{Halo Madilyn Bailey cover}

Я поехал к Лере, чтобы сообщить о предстоящей своей женитьбе (даже не имея представления, на ком), которая должна была состояться якобы через три дня – так скоро, чтобы не давать ей слишком много времени на раздумья и не терзаться самому, потому что от моей души к тому моменту не осталось уже живого места … Я рассчитывал на чувство собственничества, на ревность, не переставал уповать на её благоразумие, которое должно же было проснуться когда-нибудь…

И ещё мне необходимо было переоформить на Леру свою квартиру – она мне больше не была нужна, а Лера её любила.

Я знаю теперь, что та, самая последняя попытка и не была ею вовсе: я поехал к ней потому, что сломался, не выдержал тоски и ещё потому, что в самый последний раз у нас не было близости, и это нещадно ломало меня. Я безумно, безудержно, одержимо-параноидально хотел её тело…

У меня были женщины в эти три месяца, но лучше бы их не было, потому что огорчение и боль от моих неуклюжих попыток удовлетворить партнёршу и получить разрядку самому, превышали ожидаемую пользу.

Я терял уважение к себе и ненавидел и себя, и ЕЁ за это. В то время слово «достоинство» не было применимо к моей личности.

Я приехал, как обычно встретил её у дома, отвёз в свою квартиру и … и делал это всю ночь, не зная устали, мне словно снова было 17, ведь это был самый последний раз… Я знал, что уже не вернусь.

Безумно душат слёзы, но я сдерживаю их – мужчине нельзя показывать свою слабость. Люби её, люби… Люби так много, как сможешь, насыщайся, вдыхай всей грудью её ароматы, запахи, целуй, оближи её всю, запомни её вкус, ведь это последний раз… самый последний…