Я не ошиблась, это действительно был старый антиквар.

– Ну, как вы спали на новом месте? – осведомился он, оглядев меня с ног до головы.

– Спасибо, все замечательно! – ответила я почти искренне.

В самом деле, не рассказывать же ему о своем ночном приключении, которое то ли было, то ли просто приснилось мне.

– Выпьете со мной кофе? – предложила я.

– С удовольствием! – Старик сел за стол напротив меня, заметил кота, который улегся возле моих ног, и проговорил: – Я смотрю, с Казимиром вы уже подружились!

– Да, он замечательный котик…

Я хотела что-то еще сказать про Казимира, но вдруг у меня с языка сами собой сорвались совсем другие слова:

– Никодим Никодимович, а сюда ночью никто не может войти?

– Что вы, Тосенька! – Он взглянул на меня удивленно. – Перед уходом я запираю магазин на все замки, да и дверь вашей квартиры тоже заперта… а что – вас что-то беспокоит?

– Да нет, ничего… просто одной здесь ночью немного неуютно. Но это так, ерунда… вот еще что я хотела у вас спросить. Вы не знаете, как открыть средний ящик этого комода?

– Понятия не имею, – Он пожал плечами. – Хотя сейчас я припоминаю, что Валерия Львовна иногда открывала его ключом, но где этот ключ, я не знаю… а что, вас что-то интересует?

– Да вот я думала, что найду там какие-то вещи или документы, которые помогут мне лучше узнать, каким человеком была Валерия Львовна… то есть тетя… я ведь ее совсем не знала!

– Она была замечательной, удивительной женщиной! – Старик поставил свою чашку, чтобы она не мешала ему жестикулировать. Лицо его порозовело, глаза засияли, он даже, кажется, помолодел. – Знаете, как настоящий, подлинный старинный артефакт отличается от дешевой современной поделки, так Валерия Львовна отличалась от большинства женщин!

Осознав собственные слова, он смутился и постарался исправить впечатление:

– Извините, Тосенька, я не хотел сказать о вас ничего плохого. Вы ведь в конце концов ее родственница… я только хотел сказать, что в ней был такой настоящий аристократизм, который не встретишь в наше прагматичное время…

«А ведь старичок-то, пожалуй, был влюблен в мою тетушку!» – невольно подумала я и тут же отметила, что впервые – пусть только мысленно – назвала эту женщину, которую не видела ни разу в жизни, своей тетушкой.

Да, он так оживился, заговорив о ней, что я убедилась: он и правда был в нее влюблен. А значит, не расскажет мне о покойной тете ничего интересного.

Дело в том, что я давно заметила: если мужчина неровно дышит к какой-то женщине, он ее совершенно не видит, у него на глазах розовые очки, и все, что он может сказать о предмете своей страсти, что она – само совершенство, лучше ее нет на свете. А попробуйте спросить у него хоть какие-то подробности, и он онемеет, как рыба. Иногда даже цвет глаз не сможет вспомнить.

Женщины в этом плане совсем другие: они хорошо видят своего избранника и могут много о нем рассказать…

Впрочем, что-то я отвлеклась.

А Никодим Никодимович все заливался соловьем, расхваливая покойную. Валерия Львовна то, Валерия Львовна се… и одевалась-то она с удивительным вкусом, и в людях разбиралась как никто другой… надо же – и правда, любви все возрасты покорны!

Улучив паузу в его восторженном монологе, я задала важный вопрос:

– А вы когда-нибудь видели кого-то из ее родственников?

Старик на мгновение задумался, должно быть, этот вопрос поставил его в тупик.

– Да нет, пожалуй… не видел и не слышал, чтобы она о них говорила. Только в самое последнее время, незадолго до смерти, – он печально вздохнул, – она сказала, что у нее есть племянница, то есть вы, и что вам она завещает все свое имущество…