– Ишь, щенки. Жалость, комиссар, надо в постели с бабой оставлять …– говорит Возницкий, но – упал. Удивление на лице, глаза открыты, лежит неподвижно, не дышит. Спрятал комиссар наган, взял Игоря и Антона за руки, отвёл за угол.

– Бегите, живо!

Поднял комиссар раненную матушку, потащил в дом.

Бегут в темноте страшные люди, как много их, бегут молча, держат в руках винтовки. Плачет Игорь. Сжимает Антон кулаки, ползут по его щекам слёзы. Что же делать. Видит, вон, комиссар не пускает красноармейцев внутрь дома, загородил дверь, но стреляют в него, убили комиссара. Ворвались в дом. Стреляют, убивают. Бегают по двору страшные люди, бьют стёкла, поджигают дом, бегут к церкви, хотят залезть на колокольню, хотят колокол сбросить, хотят крест повалить, иконы потоптать, алтарь осквернить. «Игорь, в этих кустах будешь лежать, затаись, жди меня, я скоро, и чтобы тихо!» Побежал Антон к церкви, вот сейчас он никого не пустит туда. Но кто-то лежит у порога церкви, споткнулся Антон о лежащего человека. А тот вцепился в мальчика, не пускает, закрывает ему ладонью рот, что-то говорит. Так это же Слепец! Дед Игнатий!

Вой людской уходил за поля и леса, до самого неба летели тучи чёрного дыма. Громыхали, стреляли, жгли. Выгорела большая часть домов.

Спали Антон и Игорь дома у Слепца, дал старик мальчикам чай из сонной травы, а когда те проснулись, то узнали, что теперь они сироты. Никого злодеи не пощадили в доме Монастырских, ни детей, ни отца с матерью. Отца убили как врага Советской власти, за то, что отказался расстреливать богомольцев. Дарью Андреевну с детьми убили за сговор с верующими, а верующие – они и есть первые враги Советской власти. Ведь Бог для них важнее товарища Сталина и Советской Родины.

«Предаст же брат брата на смерть, и отец – сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их; и будете ненавидимы всеми за имя Моё; претерпевший же до конца спасется», – Антон читает вслух по просьбе деда Игнатия Евангелие.

5.

Ночью кто-то поскрёбся в дверь. Открыл дед Игнатий. Просит в дом пустить десятилетняя Ирина Мальцова, дочь расстрелянного баяниста.

– Что ты, Ирина, откуда взялась? Ты замёрзла, пошли чай горячий из трав пить.

– Дедушка Игнатий, мою мамочку и братика убили. Мне идти некуда. Ты добрый, мне про тебя мама рассказывала. Возьми меня к себе.

– Ишь. Ну прямо сказка тут у меня про козлят, осталось волка дождаться.

– Я, дедушка, в лес ходила по ягоды. Услышала выстрелы, и побежала к дому. Но из кустов вижу: наш дом окружили дядьки, а дом горит. Мама с братом во дворе лежат на земле. Я их видела. В пожаре всё потом сгорело. И они тоже чёрные, там лежат.

Собрался Слепец уходить далеко-далеко.

– Буду по свету белому бродить, Богу молиться, – сказал детям.

– А мы?

– А куда я без вас, со мной пойдёте, но лишь до Знаменки. К вашим бабушке с дедушкой заглянем. Там и оставлю вас. Вам учиться надо бы. Да на печке сидеть, молоко пить. А сам дальше пойду. По монастырям, по церквям, по лесам и равнинам. Широка Русь-матушка, не даст погибнуть.

– И я хочу, – сказал Антон.

– И я, – сказала Ирина.

– А я не хочу, – сказал Игорь.

– Знаю ваши настроения, ребятки, знаю. Но пусть будет всё так, как будет.

Вместо Знаменки встретили путников сожжённые избы. Пришлось идти до следующего села, до Краснофлотского. Бабы там рассказали, что знаменский народ против колхоза восстал. Не захотели своих коров и зерно отдавать, да и поубивали ночью местных коммунистов. А после этого в Знаменку солдат нагнали, собрали всех, и старых, и молодых, кого расстреляли на месте за сопротивление, а кого угнали неизвестно куда.