- Сколько хочу?! – настоятельница всплеснула руками. – Да за кого вы меня принимаете, милорд? Это дом молитвы, а не…

- Скажем, сто золотых? – предложил маркграф. – Я собирался посетить еще и монастырь Святого Сердца, но вполне могу развернуться и отправиться домой. Без ста золотых, но с малюткой Виенн.

- Милорд!

- Мой брат не любит просить дважды, - заметил Дилан, ковыряя вилкой в острых белых зубах. – Второй раз он требует, а на третий берет. Ловите момент, матушка, иначе заберет ее даром, и вы останетесь ни с чем.

- Двести, - сказал маркграф.

- Я очень к ней привязана, - сказала настоятельница деловито, и сердце мое сжалось.

Я уже знала этот тон – так мать Беатриса обсуждала стоимость повозок с дровами и сушеной рыбой. Неужели… неужели… Для меня небо и земля поменялись местами, а эти двое продолжали торговаться, будто я не стояла в шаге от них.

- Двести пятьдесят – окончательная цена, - дракон пристукнул ладонью по столу.

- Святому сердцу вы хотели пожертвовать сто золотых, - напомнила настоятельница, - и хотите забрать мое сердце всего за двести пятьдесят?

- Во сколько вы оцениваете свое сердце? Назовите цену?

- Пятьсот, - спокойно ответила мать-настоятельница.

- Похоже, ты покупаешь принцессу, а не монашку, - подначил брата Дилан.

- Да как вы можете! – я обрела, наконец, дар речи. – Я не принадлежу монастырю! А вы, милорд, - я смело посмотрела в драконьи глаза, - не можете меня купить! Я – свободная женщина, и по Правде короля Рихтера…

- Тебя может продать только король, - закончил фразу дракон. – Но припомни-ка последний пункт в этом параграфе? Сможешь?

- Если свободный, полусвободный или благородный, - начала я текст наизусть, - попросит помощи в монастыре, и помощь будет предоставлена, то король над ним не властен, а властен… - я замолчала.

- Ну? – с удовольствием спросил дракон. – Мне продолжить? «А властен только настоятель или настоятельница, и лишь они распоряжаются его судьбой, платят виру за проступок или предают светскому суду». Так что и тут мы не преступим закон.

- Зачем я вам? – спросила я тихо.

Меня услышали только дракон и его брат, потому что в зале было шумно – люди маркграфа со смехом и жаром обсуждали торги и стучали ложками и бокалами.

- Считай, что ты имела неосторожность мне понравиться, - сказал Гидеон де Венатур, плотоядно улыбаясь. – Как золотая монета. Ты же знаешь, что драконы притягивают золото? Оно их греет. Будоражит кровь.

- Тогда оставьте себе эти пятьсот золотых и грейтесь ими! – я сжала кулаки, сожалея, что я не мужчина и не могу отомстить обидчику рыцарским поединком.

- Хм… - дракон соединил кончики пальцев, лениво посматривая на меня из-под ресниц. – Дело в том, что меня греет нечто иное…

- Кровь девственниц! – хохотнул его брат, и рыцари дружно поддержали.

Я вздрогнула, услышав это, и дракон от души рассмеялся:

- Нет, брат шутит. Девственницы меня не слишком привлекают – с ними слишком много возни.

- Милорд! – соизволила напомнить о себе настоятельница, подавшись вперед. Лицо её пошло красными пятнами, а монахини в зале старательно отворачивались, будто ничего и не происходило, а их больше всего интересовали трещины на стенах. Все это я отмечала краем сознания, в то время, как мысли метались, в поисках выхода из ловушки.

- Прошу прощения, матушка, - извинился дракон без капли раскаяния в голосе и обратился ко мне: - Меня греет нечто другое – игра. Только игра будоражит кровь. Охота, карты…

- Милорд! – снова воскликнула мать Беатриса.

- …флирт, турниры, - продолжал маркграф, не обращая на нее внимания, - все это забавно, но уже приелось. А в этой деве я вижу новое развлечение – свежее, то, чего еще не было. Говорящая книга – что может быть интереснее?