Мона медленно кивнула. Вот уж в чем он прав… У нее не получилось сдержать вздох.

– Молодая ведьма, говоришь?

– Да, девятой инстанции. Только что окончила магистратуру.

Бен гавкнул.

– Что? – Она вопросительно взглянула на него, понимая, что он не мог ей ответить, однако Борис знал своего друга.

– Покажи что-нибудь.

– Я? – уточнила Мона высоким голосом и прочистила горло.

– Да, а кто же еще? Ты видишь тут других ведьм?

Она неуверенно покосилась на свои ладони, а потом прикусила губу и пробормотала:

– Л-лучше не надо.

За крайне спонтанный взрыв шин городского автобуса ей влепили штрафную отметку. Это уже вторая, и Мона не могла себе позволить наделать еще больше ошибок. А если колдовство вдруг пойдет само по себе или не удастся… Она быстро замотала головой и заметила, как на лице Бориса появляется обеспокоенное выражение. Бен заскулил.

– У тебя какие-то проблемы с колдовством? Это из-за… – Вампир кашлянул, коротко указав на ее живот, и Мона сразу поняла, что он имел в виду ее татуировки-печати.

– Можно и так сказать, да.

– Я плохо разбираюсь в печатях, но такие штуки делают не для развлечения. Затраты, боль от нанесения. Настолько все плохо?

Мону поразило, что Борис так спокойно спрашивал об уровне ее силы. Она бросила нервный взгляд на Бена, но тот повернул голову набок, тяжело дышал, высунув язык, и радостно вилял хвостом. Складывалось впечатление, что они оба испытывали искренний интерес, ни тени страха, как она ожидала. Обычно Мона обсуждала свою маленькую магическую проблему только с лучшей подругой. Она вновь скосила глаза на собственные руки, но пальцы выглядели совершенно безобидно, как у нормального человека.

– Мое колдовство – оно часто заходит слишком далеко. Вообще-то я им почти никогда не пользуюсь, разве что… разве что, если теряю контроль. – С каждым словом она говорила все тише и смущенно смотрела в пол. Вдруг в поле ее зрения появилась белая морда, и на нее вопросительно взглянули два собачьих глаза. Затем и холодная рука Бориса легла ей на плечо, и он повел ее дальше по проходу.

Освещение на этом отрезке было ярче, тут пересекались три коридора. Пустой перекресток украшали картины и вазы на постаментах. Если подняться вверх по лестнице, то попадешь к христианским реликвиям, и при одной мысли об этом у нее бежали мурашки по спине. Если Церковь однажды выяснит, какая магия таилась внутри Моны… Может, она и боялась своих сил, но подвергнуться очищению – нет, ни за что. Никогда. Борис, похоже, верно истолковал ее молчание или почувствовал ее ускорившийся пульс, потому что во встревоженном выражении у него на лице показалось что-то ласковое и сострадательное.

– Если когда-нибудь попадешь в неприятности – у нас есть опыт по части проклятий, неудачных заклинаний и прочего хаоса. Вполне возможно, что мы, особенно в рамках конкретного музея, могли бы прикрыть виновного. В смысле, здесь же есть вазы, которые могут быть виноваты практически во всем, мм? Но не ведьма девятой инстанции, ни в коем случае, нет, вы что… Как ты считаешь, Бен? – Он ей подмигнул, рядом раздался радостный лай, и Мона с облегчением выдохнула.

– Правда? – Она практически не верила своим ушам.

– Мы тут все в одной лодке. В равной степени нелегко обладать магическими силами, быть проклятым или заколдованным. Нечисть должна держаться вместе. Поверь мне, многие видят в нас монстров, и мы бы ими и были, если бы не заботились друг о друге. Ведомство стремится нас контролировать, но не понимает нас. Ты не одинока.

– Спасибо. При… прикрывать, надеюсь, не понадобится, но… спасибо. – У Моны упал камень с души. Пусть она и могла поговорить с коллегами по колдовскому университету, у нее никогда не было возможности обсудить с ними свои нестабильные силы. Очень опасную, одинокую тайну, которая теперь стала казаться гораздо легче, когда Мона поделилась ею с Беном и Борисом. И ей не составило никакого труда подняться по ступеням наверх и столкнуться со множеством крестов. Все, что надо сделать, – это проявить себя, и никто не захочет лишить ее магии. Нужно просто чуть больше времени, и она научится контролировать свою силу. С Борисом и Беном будущее уже не казалось таким безнадежным. Если бы судьба постоянно не учила ее обратному, у Моны возникло бы искушение назвать это чувство уверенностью или надеждой.