– Эх, щас спою! – воскликнул Гога, кидаясь к лежащей на сцене гитаре.

Аркадий вопросительно посмотрел на музыкантов, отдыхающих за отдельно стоящим столиком и, получив немое разрешение руководителя ансамбля, тоже подошел к друзьям. А они уже расположились в привычном порядке: Гога настраивал гитару, Алик перебирал клавиши органолы, а Ленчик еле выглядывал из-за больших барабанов ударной установки.

Они играли громко, задорно, молодо, словно снова были там, в этом большом доме на одной из арбатских улочек, когда они еще могли позволить себе делать глупости, но уже не могли позволить делать подлости, когда поднимали на смех любого, кто обращал внимание на девушку, а потом всей гурьбой гуляли на свадьбе. Да много ли чего было! Главное, что теперь, на шестидесятилетнем юбилее их Аркашки они еще не потеряли способности и желания подурачиться.

– А теперь, Аркашик, твой выход, – Алик грациозно провел рукой по воздуху.

Аркадий, все это время стоявший рядом и без устали хлопавший в ладоши в такт музыке, легко подбежал к микрофону:

«В бананово – лимонном Сингапуре, – пуре, – пуре…»

Гости притихли. Никто, кроме самых близких родных, никогда не слышал, как он поет. С одной стороны, совершенно явное подражание известному артисту, а с другой – настолько самозабвенно…

– Здорово! Браво! – раздались громкие аплодисменты, когда песня закончилась.

– Ну, ладно уж вам, – вдруг засмущался Аркадий, – прошу всех за стол. Прошу, – и он махнул друзьям, приглашая их вместе со всеми продолжить праздничный ужин.

– Разрешите мне сказать несколько слов! – мужчина в строгом темном костюме постучал вилкой по хрустальному бокалу.

– Дорогой Аркадий Львович! От имени коллектива нашего предприятия и от себя лично разреши поздравить тебя с шестидесятилетием! Мы не один год проработали с тобой, и я ценю тебя, как отличного специалиста. И юбилей, который мы сегодня отмечаем, предполагает покой только по нашему законодательству, а на самом деле это – расцвет творчества на основе знаний и опыта прожитых лет. Вот так-то! И мы с тобой, Аркадий, это знаем и чувствуем. Долгих лет тебе, будь здоров!

– Спасибо, Максим Петрович, – поблагодарил Аркадий, поднимая рюмку, – сам не пойму, вроде бы годы, а сил словно прибавилось. Столько хочется сделать!

– И сделаем! – Максим Петрович уже осушил свою рюмку и похрустывал маленьким маринованным огурчиком.

– Живем, ребята! – Аркадий широко развел руки, словно хотел обнять всех присутствующих.

– По-здрав-ля-ем! – хором ответили гости, и веселье продолжилось.

Рабочая неделя началась, как обычно, с оперативки. Все шло по выработанному долгими годами расписанию. Краткие доклады руководителей подразделений, анализ текущих дел, корректировка плана на ближайшие дни.

– Благодарю вас, все свободны, – Максим Петрович убрал бумаги в папку.

Аркадий вернулся в свой кабинет и на большом настольном календаре стал торопливо что-то добавлять и к без того длинному перечню неотложных дел на сегодня.

Зазвенел телефон прямой внутренней связи. Аркадий, не отрываясь от календаря, поднес трубку к уху.

– Да, Максим Петрович, слушаю тебя.

– Зайди, пожалуйста, – и в трубке раздались короткие гудки.

«Что-то забыл, что ли? Времени совсем нет», – посетовал про себя Аркадий и встал из-за стола.

– Заходи, Аркадий Львович, садись, – Максим Петрович протирал очки.

Аркадий подошёл к директорскому столу и присел на стул. Тот продолжал с увлечением тереть прозрачные стекла.

– До дыр протрешь, что случилось-то? Некогда ведь, сам знаешь, понедельник, – улыбаясь заговорил первым Аркадий.

– Аркадий, – Максим Петрович наконец водрузил очки на переносицу, – не решился сказать тебе при всех, да и сейчас трудно, но выхода нет. Поверь, я боролся, как мог. Мне предложили вместе с тобой, но тогда заводу совсем конец, ты должен понять. Всю жизнь на него положили. Прости меня, так сложилось. Но я обязательно что-нибудь придумаю, обещаю тебе. Нужно время. И ты мне нужен здесь, рядом. Обязательно придумаю, поверь мне.