– Нет, Ваше Преосвященство, – покачал я головой быстрее, чем следовало бы. – Анатомия и физиология, как и некоторое знание о лечении простейших недомоганий, входили в мое обучение.

– Простейших недомоганий, говоришь… Ну да, Мордимер, что-то я позабыл, ты ведь у нас ученый.

Ого, Его Преосвященство сделался ядовит. Нехорошо. А я совершил непростительную ошибку, заставив предполагать, что считаю язву простейшим недомоганием. Когда же ты обучишься придворной жизни, бедный Мордимер?

– Приказывают мне пить такую гадость, – пожаловался епископ, теперь уже более жалобным тоном. – Смердит, словно блевотина, а на вкус, – махнул снова рукой, – лучше и не говорить.

– Я бы посоветовал молоко, Ваше Преосвященство, – сказал я самым вежливым тоном, на который оказался способен. – Едва только почувствуете изжогу, выпейте кубок свежего молока…

– Молока? – глянул на меня подозрительно. – Издеваешься, Мордимер?

– Разве я посмел бы? – быстро возразил я. – При изжоге, язве и проблемах с желудком молоко – лучше всего. Уж поверьте мне.

– Может, и молоко, – подпер он голову. – Ну, лучше молоко, чем та отрава. А может… – что-то опасное мелькнуло в его взгляде. – Может, они хотят отравить своего епископа?

Меч Господень, Его Преосвященство, кажется, пьян сильнее, чем могло показаться! Видать, ополовиненная бутылка была не первой, что нынче гостила на столе у епископа.

– Никому нельзя доверять, Ваше Преосвященство, – сказал я, – кроме святолюбивых мужей, таких, как вы. Если Ваше Преосвященство прикажет, устрою им допрос.

– Э-э, а где потом найти других? – вздохнул он наконец, покачав головой. – Я уж знаю твои допросы, Мордимер. Думаешь, позабыл, как ты допрашивал двоюродного брата графа Верфена?

Я предпочел промолчать, поскольку дело было прошлое и за него мне уже перепало от епископа. Да и Верфенов кузен умер не по моей вине: я даже не успел до него дотронуться, всего лишь сердечно и спокойно объяснил принципы действия наших инструментов. А он – заморгал, захлебнулся воздухом, покраснел и отдал Богу душу. Ужасно впечатлительно наше дворянство, но я не особо желал углубляться в дискуссию на эту тему, потому лишь покорно склонил голову.

– Пытал-пытал и выпытал, – пробормотал недовольно епископ. – А я потом объясняй, отчего мои инквизиторы убивают дворян. И почему я тогда не отобрал у тебя лицензию, а, Мордимер? – насупился он.

Если, милые мои, вы задаетесь вопросом, жалел ли ваш нижайший слуга, что попросил об аудиенции у епископа, то твердо знайте: да, жалел. И куда охотней лежал бы сейчас в своей комнате, ибо компания вшей и клопов приятней и – что важнее – безопасней, чем компания Герсарда.

– Ну ладно, – он глубоко вздохнул. – Раз уж говоришь: «молоко» – попробуем молоко. Вот только срачка не нападет ли? – забеспокоился Его Преосвященство. – Хотя лучше срачка, чем язва. А медикам прикажу пить их же микстуры. Пусть сами испробуют, какое это удовольствие. Да, а чего ты, собственно, от меня хотел-то, Мордимер?

– Я позволил себе просить вас об аудиенции, чтобы представить Вашему Преосвященству некую проблему…

– Проблему, – прервал меня епископ. – Всегда только проблемы, которые мне, – сделал ударение на последнее слово, – приходится решать. Ну, хорошо, – он снова вздохнул. – Говори, коли так.

Кратко, сжато и как можно быстрее я изложил епископу суть дела, с которым ко мне явилась Верма Риксдорф. Он покивал.

– И что?

– В связи с этим я хотел просить направить меня с официальным визитом в Гевехт.

– Ты что, головой ударился, Мордимер? – Его Преосвященство даже не рассердился. Всего лишь удивился. – Думаешь, у меня нет больших проблем, чем стигматы какого-то засранчика? Если бы я по каждому из таких дел высылал инквизитора, мне бы потребовалась целая их армия.