Когда Марк не улыбался, вид у него был угрожающим, несмотря на респектабельный пивной живот. Однако, улыбался он часто. Но к некоторым вещам он относился слишком серьезно и примыкал иногда к буянящей толпе. Это было частью выработанного им для себя образа. А еще Марк Ческу может – если захочет – посоревноваться с профессиональными мотогонщиками, но обычно ему не хочется.

Он обеспокоенно посмотрел на Гарви и сказал:

– Вы неважно выглядите.

– У меня такое состояние, что я хочу убить кое-кого, – сказал Гарви.

– Если это так, я могу подыскать подходящего для этого человека, – сказал Марк и замолчал, позволяя обдумать сказанное.

– Нет. Я имел в виду своих боссов. Если я кого и хочу убить, так это своих боссов, да будут прокляты их бессмертные души.

Отказавшись таким образом от предложения Марка, Гарви заказал банку и два стакана. Он знал, что Марк на самом деле не пойдет на убийство. Просто это была часть выбранного им для себя образа – всегда знать обо всем больше других. Гарви обычно забавляло это, но сейчас настроение у него было совсем не игривое.

– Мне надо добиться от них кое-чего, – сказал Гарви. – И они прекрасно знают, что придется пойти мне навстречу. Да и как они, черт бы их побрал, могут об этом не знать? Есть даже надежный заказчик! Но эти сукины дети хотят играть по-своему… Но если один из них свалится завтра с балкона, на убеждение нового мне придется угрохать не меньше месяца, а я не могу позволить себе тратить время впустую. – Сказанное не нанесет ущерба юмору Ческу. Парень может оказаться полезным. При общении с ним настроение улучшается и, возможно, он и в самом деле может организовать убийство. Никогда нельзя знать наверняка.

– Так для чего им придется пойти вам навстречу?

– Для кометы. Я собираюсь сделать серию документальных фильмов о новой комете. Открывший ее парень – уж так случайно получилось – владеет семьюдесятью процентами акций компании, заказавшей фильм.

Ческу хихикнул и кивнул.

– Это весьма неплохое дельце. Мне давно хотелось сделать фильм такого рода. И, к тому же, это было бы весьма познавательно. Не то, что последнее мое кинодерьмо – интервью с предсказателями гибели Земли. Причем у каждого – своя версия конца света. Первый из них тогда еще не закончил свой рассказ, а мне уже захотелось перерезать себе глотку и покончить со всем этим.

– Так почему дела идут вкривь и вкось?

Гарви вздохнул и отпил пива.

– Понимаете ли… Есть, скажем, четыре деятеля, которые имеют право сказать мне «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». На самом деле все даже гораздо сложнее. И вот эти нью-йоркцы не желают мириться с производством заказных серий. Но при этом никто не может гарантировать, что они не скажут затем «нет»– после того, как, не колеблясь, потребовали, чтобы я подписал соглашение и представил им смету. Пользы от этого дерьма нет ни малейшей, однако у них право решающего голоса. Четыре чертовых воротилы, держащие в руках подлинную власть. Ну, да ладно, с этими-то я еще могу поладить. Но остается еще пара дюжин тех, кто не может помешать выходу в эфир даже самых идиотских программ, но хочет показать, что он – тоже важная персона. И чтобы это доказать друг другу они могут – если захотят – действительно остановить съемки фильма. Возражений будет выдвинуто столько, сколько они смогут придумать. И при всем этом – интересы заказчика прежде всего, не так ли? Не понадобится долго добиваться, когда же «Кальва» взбеленится. Куча дерьма. И мне приходится всегда действовать в таких условиях. – Гарви внезапно осознал, что у него словесный понос. – Слушай, давай сменим тему.