– В нашем войске найдутся и христиане, – сообщил Шеф. – Некоторые из нас англичане.

– Они полноправные воины? Имеют долю в добыче?

Бранд, Гудмунд и Стейнульф переглянулись, осмысливая вопрос.

– Если ты считаешь, что должны иметь, то так тому и быть, – сказал Шеф.

– Хорошо. Итак, вы англичане и норманны, христиане и язычники.

– Не язычники, – вмешался Торвин. – Идущие Путем.

– Однако вы ладите друг с другом. Возможно, это пример для всех нас, поэтому все и послушайте. Мы можем составить договор о долях и податях, правах и обязанностях, уплате вергельда и вольноотпущенниках. Во всех мелочах. Но главным должно быть следующее: я передам вам Норфолк, где вы будете жить по своим законам. Вот только править вам придется по совести и не допускать никаких вторжений. А олдермен должен поклясться на моих и ваших священных реликвиях, что будет добрым другом королю Этельреду и его брату. И если быть посему, то кто же станет олдерменом?

Бранд поднял разрубленную руку и хлопнул по плечу Шефа:

– Королевский брат, им будет он. Знает два языка, живет в двух мирах. Смотри, на нем нет метки Пути. Его крестили, но он наш друг. Выбери его.

– Он беглый! – неожиданно взвился Альфгар. – Трэлл! У него есть отметины, но только на спине и от побоев!

– И на лице от пыток, – подхватил Альфред. – Быть может, он позаботится, чтобы в Англии стало поменьше того и другого. Но не печалься, юноша. Я не отправлю тебя к королю Бургреду в одиночестве.

Он махнул рукой. Откуда-то сзади донеслось шуршание юбок, и на всеобщее обозрение вывели несколько женщин.

– Они отбились и бродили без дела, так что я захватил их с собой, пока не стряслось беды. Я слышал, о юный нобль, что среди этих женщин твоя жена. Увози ее к королю Бургреду и будь благодарен.

«Его жена», – подумал Шеф, впившись взглядом в серые глаза Годивы.

Она была прекрасна, как никогда. Что подумает Годива о нем, покрытом грязью, воняющем потом и не только, с пустой глазницей? На ее лице отразился животный ужас. Шефу почудилось, что его сердце стиснул ледяной кулак.

В следующий миг она, рыдая, упала к нему в объятия. Он крепко прижал ее одной рукой и огляделся. Альфгар был на ногах и бился в руках стражников, Вульфгар что-то орал из своего короба, Альфред же обеспокоенно поднимался из-за стола.

Когда сумятица улеглась, Шеф сказал свое слово:

– Она моя.

– Она моя жена! – крикнул Альфгар.

«И наполовину сестра, – подумал Шеф. – Если я об этом скажу, то Церковь вмешается и отберет ее у него. Но тогда получится, что я позволил Церкви возобладать надо мной и законом Пути. Над страной Пути».

Вот какую цену потребовал за свое золото старый драугр. В прошлый раз это было око. Теперь – сердце.

Он неподвижно стоял, пока слуги оттаскивали от него Годиву и волокли ее обратно в кровосмешение, к мужу и жгучим розгам.

От короля и вождя требуют дел, которых не спрашивают с простого смертного.

– Если ты готов вернуть эту женщину в знак доброй воли и преданности, – отчеканил Альфред, – то я присоединю Суффолк к королевству моего брата, но олдерменом Норфолка признаю тебя, Шеф Сигвардссон. Что скажешь?

– Не называй его олдерменом, – встрял Бранд. – Пользуйся нашим словом. Называй его ярлом.

Шеф сидел перед толпой ходатаев на простом трехногом табурете. Он был, как и прежде, одет в пеньковую рубаху и шерстяные штаны, ничем не выделяясь из общей массы. Но на сгибе левой руки покоился скипетр-оселок из усыпальницы старого короля. Внимая просителям, Шеф то и дело бережно проводил пальцем по грубым лицам резных бородачей.

– …И вот мы подались в Норвич и доложились королю Эдмунду. А он совершил суд в своих личных покоях – он только вернулся с охоты и умывал руки, да ослепит меня Господь, если вру, – и порешил, что земля должна отойти мне на десять лет, а потом ее придется вернуть.