От воспоминаний, что произошло в бане, по коже побежали мурашки. Аня никогда не испытывала такого, словно Артем в ее теле переключил тумблер, он знал, куда целовать, где ласкать, как давить, дразнить и доводить до экстаза, так что перед глазами были цветные круги. Она словно сорвалась с цепи, на которую сама себя посадила, содрогалась, трепетала, пульсировала на его пальцах.

А потом, когда он одним резким движением посадил ее на свой член, закричала, вцепилась ногтями в мощные плечи, царапая, сама насаживаясь глубже. Ее держали под ягодицы, Артем насаживал, растягивая ее лоно, до синяков впиваясь в кожу. А когда Аня окончательно потерялась в ощущениях, он неожиданно вышел из нее, приподняв, проводя по своему члену рукой, кончая, крепко прижимая девушку к себе.

После этого Аня молчала, не хотелось ничего говорить, да и пощечина была бы совершенно неуместна. Молчали оба. Так же молча домылись, Артем не делал резких движений, Аня же старалась не смотреть в его сторону. Отчасти было стыдно, что он мог подумать о ней плохо, принять за доступную и безотказную, хотя строила из себя такую гордую и независимую.

Отчасти за то, что так откровенно отдавалась, шептала, просила еще. Господи, она снова краснела, словно ей шестнадцать, и мальчик пригласил ее в кино, с той лишь разницей, что мальчик сейчас ее так хорошо «отжарил» – и снова спасибо ее напарнице Людке за словарный запас.

Они так же молча поужинали, хотя Артем неотрывно наблюдал за ней, Аня чувствовала его взгляд, но делала вид, что не замечает. А он, словно специально, смотрел, прожигая на ней дыру.

– Иди в комнату, я уберу посуду и поставлю уколы.

Артем не сдвинулся с места, но когда Аня попыталась встать и потянулась за его тарелкой, схватил за руку, она замерла, глядя на нее, потом ему в глаза. Хорошо, что в них не было наглой усмешки и этой дурацкой ухмылки, а то точно эта тарелка полетела бы ему в лоб.

Артем встал, ушел в комнату, пришел с тетрадкой и ручкой.

«Что не так?» – было написано на листке.

– Все нормально. Все так.

«Я тебя обидел?»

Аня усмехнулась, собрала посуду со стола, отнесла к раковине.

– Нет, Артем, ты меня не обидел. Просто я не привыкла к такому, что ли, быстрому, слишком быстрому развитию событий. Я не знаю, как реагировать, я согласилась присмотреть за тобой, но…

«Тебе было хорошо?»

Аня обернулась и прочитала то, что ей показал Артем. О да, ей было очень хорошо, безумно хорошо, так хорошо ей не было никогда в жизни. Но этого всего она, конечно, не сказала.

– Иди в комнату, я скоро приду.

Мужчина хотел еще что-то написать, но у Ани зазвонил телефон, она взяла его со стола, посмотрела на экран, узнала номер доктора Дмитрия Грача.

– Да, я вас слушаю. Добрый вечер, Дмитрий. Да, все хорошо, наш больной помылся, покушал, сейчас будем ставить уколы и принимать лекарства – все, как доктор прописал.

Аня засмеялась, услышав ответ, потом еще долго что-то слушала, улыбаясь, а Артем, вглядываясь в лицо девушки, пытался понять, что там поет ей эта птица Грач. Потом взял ручку и начал быстро писать на листке, но бросил, потянул девушку за руку, Аня обернулась.

– Дмитрий, тут Артем хочет вас услышать, передаю ему трубку.

– Ну как ты там, Молотов, хорошо устроился? Знаю, что хорошо, Аня о тебе позаботится, беспомощность ты моя. Нашли твою машину, угадай, где? Ни за что не догадаешься, у тебя во дворе. Консьерж говорит, что не видел, как ты приехал и поднялся в квартиру, на машину обратил внимание рано утром. Твою тачку только слепой не заметит. И я прошу тебя, Молотов, не обижай девушку и не психуй сейчас, знаю я твои закидоны. Парням твоим я не звонил, напиши им, чтоб не подавали в розыск, как в тот раз. Отбой.