– Что? – Ной пристально всмотрелся в лицо друга, подозревая, что тот выпил лишнего.

– Ухожу в армию. Потеха закончилась. Теперь начнут призывать штатских.

Ной таращился на него, не понимая, о чем говорит Роджер. «В другое время я бы понял, – думал он, – но эта ночь была слишком уж бурной».

– Я полагаю, – заметил Роджер, – новости докатились и до Бруклина.

– Ты о русских?

– Я о русских.

– Да, я кое-что слышал.

– Я намерен протянуть русским руку помощи.

– Что? – в который уж раз переспросил Ной. – Ты собираешься вступить в русскую армию?

Роджер рассмеялся, подошел к окну и, держась за занавеску, выглянул на улицу.

– Нет, – ответил он, – я собираюсь вступить в армию Соединенных Штатов Америки.

– Я пойду с тобой, – внезапно вырвалось у Ноя.

– Спасибо. Но не дури. Дождись, пока тебя призовут.

– Тебя-то не призывали.

– Еще нет. Но я спешу. – Роджер задумчиво завязал занавеску узлом, потом развязал. – Я старше тебя. Подожди, пока придет твоя очередь. А придет она скоро.

– Ты говоришь так, что можно подумать, тебе лет восемьдесят.

Роджер рассмеялся и вновь повернулся к Ною.

– Прости уж, внучок. – Его голос вновь стал серьезным. – Я старался игнорировать происходящее, пока была такая возможность. А сегодня, послушав радио, понял, что все, точка. С этого момента оправдать собственное существование я могу лишь одним способом – взяв в руки винтовку. От Финляндии до Черного моря, – произнес он, подражая голосу диктора. – От Финляндии до Черного моря, до Гудзона, до Роджера Кэннона. Все равно мы вскоре вступим в войну. И я лишь хочу немного опередить события. Я всю жизнь ждал чего-то важного. Теперь этот момент наступил. Как-никак я происхожу из военной семьи. – Он усмехнулся. – Мой дед дезертировал из-под Энтайтэма, а отец оставил трех внебрачных детей в Суассоне.

– Думаешь, то, что ты собираешься сделать, принесет какую-то пользу? – спросил Ной.

Усмешка Роджера стала шире.

– Не спрашивай меня об этом, внучок. Никогда не спрашивай. – Внезапно его губы сжались в узкую полоску. – Возможно, для меня это единственный выход. Сейчас, как ты, наверное, заметил, у меня нет цели в жизни. Это же болезнь. Вначале появляется прыщик, на который ты не обращаешь внимания. А тремя годами позже тебя разбивает паралич. Возможно, армия укажет мне цель в жизни… – Роджер ухмыльнулся. – К примеру, остаться в живых, или стать сержантом, или выиграть войну. Не будешь возражать, если я еще немного поиграю?

– Разумеется, нет, – вяло ответил Ной, прислушиваясь к своему внутреннему голосу, который твердил: «Роджер хочет умереть, он хочет умереть, и его таки убьют».

Роджер вернулся к пианино, положил руки на клавиши и заиграл что-то такое, чего Ной никогда не слышал.

– Так или иначе, – произнес Роджер, продолжая играть, – я рад, что у вас с Хоуп наконец-то все получилось…

– Что? – Ной попытался вспомнить, намекнул ли он Роджеру о своих успехах. – О чем ты?

– У тебя все написано на лице, – заулыбался Роджер. – Большими буквами. Как на неоновой вывеске. – И заиграл что-то на басах.

Роджер ушел в армию на следующий день. Он не разрешил Ною проводить его до призывного пункта, оставил ему все свои вещи, всю мебель, все книги, всю одежду. Ною она была велика.

– Все это мне ни к чему. – Роджер критически оглядел свое добро, накопившееся за двадцать шесть лет его жизни. – Хлам, да и только. – Он сунул в карман последний номер «Нью рипаблик», чтобы почитать в подземке по пути к Уайтхолл-стрит, и улыбнулся. – Оружие не из лучших, но другого нет.

Роджер помахал Ною рукой, лихо сдвинул шляпу набекрень, как, по его разумению, полагалось носить головной убор новобранцу, и навсегда ушел из квартиры, в которой прожил пять лет. Ной провожал его, ощущая комок в горле. Он считал, что никогда больше у него не будет настоящего друга, а лучшие дни жизни уже в прошлом.