— Все, Рома. Ты сказал, что приехал на день рождение, значит служишь ты в другом городе. А я тут живу. Сидеть и ждать я никого не собираюсь. Да и смысла не вижу. Ночь была крутой, но на этом все. Закончим.

Хрена с два!

Не на того нарвалась.

— Я служу тут. Сейчас в увольнение. С конца пятницы по понедельник — весь твой. Что не так?

Наклоняюсь чуть ближе, чтобы она посмотрела именно в глаза, а не на тело. Чтобы увидела, как торкает меня и не отпускает.

— Это юношеский максимализм. За неделю ты забудешь и вероятно встретишь другую женщину на своих выходных. И это буду не я. Не стоит драматизировать, — четкий и ровный тон, но вот глаза выдают ее с потрохами. Она боится. Причем не меня, а себя.

Бестия, которая как огонь извивалась на мне ночью. Превратилась в малышку, о которой стоило заботиться. Мне хочется ее обнять и поддержать. Потому что она с одной стороны права. Возраст для многих помеха. Но я не такой. Совершенно.

— Смотри какая, умная и взрослая. Рассудительная, — увидь же ты разницу...

Черт.

Я вижу в ее глазах эту немую просьбу. Обнять и защитить. Дать столько любви, сколько бы хватило на весь мир. Но она действует на опережение.

— Спасибо за вечер, — целует меня, словно ребенка.

Внутри все кипит от злости. Я ее сейчас разорву, прямо тут. Она смотрит на меня, как на малолетку. А я что должен делать? Сожрать и не подавиться? Хер там был!

— Лена... — притормаживаю, но она не слушает, разворачивается и бросает эти гнилые слова, от которых ненависть разливается по венам.

— Прощай, — сука.

Она быстро выбегает из номера, словно я маньяк, который дал секунду на спасение.

Сука.

Ну и пошла нахер! А еще распинался перед ней. Дебил. Чуть руку и сердце не предложил. Долбаеб.

Пошло все к черту. Беру телефон с тумбочки и звоню Киру.

— Что ты уже натрахался? — смеется именинник.

— Почти. Сегодня куда идем?

— Слушай. Настя организатор мероприятия закрытого, там что-то типа тусовки богатенький и красивых. Какой-то аукцион будет благотворительный. И она просила прийти и помочь ей. Насколько там будет круто или тухло без понятия. Но после вчерашнего мы обязаны там быть.

Настя.

Блин.

— Она сильно лютовала?

— Сильно, дома мне устроила такую сцену, будто это я все испортил. Поговори ты уже с ней. Я не могу смотреть, как сестра убивается по лучшему другу.

— То есть тебя она вообще не слушает? — мне было бы странно. Потому что даже моя Янка, младше, но ко мне прислушивается.

Точно нужно своей позвонить. А то опять будет дуться. Слишком мнительная стала в последнее время и...

— Ром, ты меня слышишь? — переспрашивает друг и я мысленно возвращаюсь к нему.

— Теперь да. Что там?

— Нет не слушает. Говорит ты смотришь на нее особенно и держишь за руку.

— Понятно. Сегодня поговорю, чтобы не строила надежд.

— А может все же обратишь внимание? Я был бы не против, даже за... — спрашивает Кир, но мы с ним давно уже все обговаривали.

— Не могу. Я видел, как она растет. Пять лет прошло почти как мы с тобой познакомились. И не могу. К тому же она младше меня и на много. Ей бы в куклы играть...

— Слышь, друг. Говори, но не заговаривайся. Ей семнадцать, а не двенадцать. Я бы не стал предлагать тебе обратить на нее внимание, — чуть обиженно говорит Кир, но я-то знаю, что не со зла.

— А я ее помню двенадцатилетней. И она для меня остается еще в том возрасте. Маленькой. Поэтому давай не будем поднимать эту тему?

— А тебе подавай старух? — язвительно отвечает, но за пять лет дружбы, уверен это последний выпад.

— Конечно. Бабки — самый сок. Как думаешь на вечере их много будет?

Кир смеется и роняет телефон.

— Да ну тебя. Подгоняй ко мне, тут коробок нужно погрузить в газель и поедем к Настюхе. Она просила к двенадцати приехать. Все начнется в пять, за это время должны успеть.