В голове Романа роились невесёлые мысли: « В Таш не поеду. Этот мир рушится на глазах. Говорят, родина человека – то место, где он родился и вырос. Наверно, это правда, это справедливо. Но… Здесь, на малой родине, жизни уже не будет от бандерлогов. Той прежней, счастливой жизни. Как ни крути. А как ведь всё хорошо начиналось, как же хорошо всё было… Ну да, пока Союз был. Короче. Надо ехать на родину по духу и по крови, на родину далёких предков, на истинную Родину, в Россию – матушку! В Москву боярскую не хочу, сразу она почему – то не по – нраву мне пришлась в прошлый раз, когда в Гагры ездили. Проездом, правда, мы в столице были, всего не видели. Но и того, что видели – хватило мне. Попытаюсь поступить в Питер. Очень интеллигентный город, он мне больше по – душе! Там и отцова сестра родная живет, тётя Таня – на крайняк поможет, если что. У неё перекантуюсь на первых порах, а там видно будет. Да и семья, надеюсь, подтянется за мной скоро! Как там князь Святослав предупреждал неприятеля о своём выступлении в поход на него? А.. Иду на вы! Вот так и я говорю сейчас».

Отправлять «студента» в дальнюю дорогу одного родители не рискнули.

Отец Романа – энергичный жилистый мужчина, проверял, все ли на месте документы, билеты на поезд. Он обернулся к Роману и спросил:

– Рома, ты готов? Собрал уже всё необходимое в дорогу? Скоро Керя подъедет, отвезёт нас на вокзал. Через сорок минут выдвигаемся.

– Да, пап, я почти готов. Дай мне ещё пять минут.

Мать Романа, миловидная женщина лет тридцати пяти, хлопотала у плиты. Из кухни уже доносились дразнящие ароматы пищи. Мама закончила приготовление блюда, называемое, в переводе с узбекского языка «Обед лентяя». Она заглянула в комнату, где Роман с отцом завершали последние приготовления к отъезду, и с мягкой грустной улыбкой произнесла:

– Мужики, обедать идёте? Роман вскинул голову, ободряюще улыбнулся ей в ответ:

– Да, мам, сейчас идём! Зови пока Виталика и Серёжу. А! Вот и они, легки на помине. На ловца, как говорится, и зверь бежит.

В комнату, громко смеясь, вихрем ворвались два белокурых подростка, младшие братья Романа, одному из которых на вид было лет четырнадцать, другому – восемь. Они живо обступили старшего брата, подключающего в этот момент магнитофон к сети. Младший, Серёжа, громким звонким голосом поинтересовался:

– А что это вы тут делаете? И заливисто засмеялся.

– Тише вы оба! Иринку разбудите! – шикнул отец, потом, уже мягче, добавил:

– Ступайте за мной, на кухню, ребятишки. Пора подкрепить силы вкусным маминым обедом. Нам скоро выезжать. Ром, ждём тебя, заканчивай и приходи скорее.

Он подмигнул жене, обнял её и все они удалились на кухню.

– Хорошо, пап, я скоро – прошептал Роман.

Чемодан был уже собран, Роман продолжал спешно колдовать возле магнитофона, что – то подключая к нему и настраивая. Затем, присев с баяном на стул перед магнитофоном, установил кассету, включил устройство на запись и отчётливо произнёс в микрофон:

– Вот, братишки, решил послание вам записать перед отъездом. Короче, Виталёк, Серёга, держитесь вместе, держитесь достойно. Кровь за кровь. Помогайте родителям. Тем более, у нас пополнение – сестрёнка! Иришку поднимать помогайте. Не хочется, конечно, расставаться. Но сегодня так надо. Надеюсь, разлука будет недолгой.

Роман тяжело вздохнул и продолжил уже значительно громче:

– Санкт – Петербург, иду на вы! И уверенно заиграл «Синий платочек», затем «На сопках Маньчжурии». В завершение грянул марш «Прощание славянки»…