Местные уборщики двора старались избавляться от этого дерьма по мере своих возможностей, дабы не отпугивать потенциальных покупателей. Но все же иногда казалось, что пищеварительная система парнокопытных была способна выдавать из себя поистине нескончаемые порции удобрения. Словно разбойничьи ловушки, расставленные наспех, они преграждали путь всем и каждому, кто мог осмелиться вальяжно разгуливать по торговой площади. Неопасно для жизни, но представляющее угрозу для самых чистых туфель, коровье дерьмо всегда было наготове.

«Но ведь и эти ловушки были еще и собственностью Скрябина – язвительно подчеркивал Шилов, порою наблюдая, как уборщики избавляются от коровьих отходов – а потому просим любить и жаловать, его Навозничество, Даниила Ивановича, и его личное смердящее стадо!!!»

Вслух, конечно же, Петр Андреевич этого не говорил и все держал при себе. Да и с кем бы пекарь мог поделиться своим горем? Никто не поддерживал бедного и несчастного Петра Андреевича. Градоначальник был мало того, что странный и помешанный, а значит и опасный – водил он знакомства с феодалами и вотчинниками, снабжая большую часть города свежим молоком и мясом. И, ясное дело, это было более приоритетно, чем даже гора свежеиспеченных булочек Шилова!

Шилов завидовал и злился. Он был и не в меру тщеславный человек. Он знал, что его выпечка была потрясающей, несравненной! И, господь свидетель, Петра Андреевича одолевал стыд. Как можно было опозорить честь своего отца и своего деда! Как можно было допустить, что именно на век Петра Андреевича напала такая напасть, с которой простому пекарю было не совладать! Ах, если бы не этот богач Скрябин, то очередь в его пекарню тянулась бы на весь город, а предки не были бы опозорены! И ведь в словах Шилова было больше дела, чем бахвальства. Выпечка была и впрямь чудна, да только кому до этого было дело. Сочувствующие взгляды местных торгашей – вот вся поддержка, которую получал Петр Андреевич. Тьфу!

– Не особенно ли причудливы сегодня лепешки наших мычащих друзей? – как-то осмелился высказаться по поводу наболевшей темы Петр Андреевич очередному покупателю. – того глядишь и вскоре эта неожиданность на подошвах станет настоящим достоянием города!

– Петр Андреевич, побойся Господа! Услышь твои слова градоначальник и тебе не избежать темницы! – в голосе покупателя чувствовался неподдельный страх.

– Ой ли? – с усмешкой ответил Шилов, совсем не разделяя опасения собеседника – Знаешь, что-то мне подсказывает, что даже там запах будет и то слаще для носа.

Пытаясь все еще казаться серьезным и невозмутимым, покупатель, однако, не смог сдержаться. Выглядел в тот момент ну словно дурак – губы дергаются, взгляд мечется, но улыбка до ушей. При этом горожанин тут же попытался усмирить свою причудливую физиономию, от чего становилось еще веселее. Хохма да и только!

– Если Скрябин так любит своих коров, – все не унимался пекарь, осмелев в конец – то почему бы ему не держать их ближе к своей усадьбе? Зачем устраивать рассадник грязи прямо на площади? Пускай пасутся прямо там, в его спальне. Все лучше для народа!

– Этот коровник и есть его усадьба, его второй дом – пожав плечами объяснил покупатель, озираясь – Так, все, твоя выпечка конечно хороша, но она не стоит таких разговоров. Отдай мне лепешку, и я пойду.

– Смотри, не вляпайся по дороге в очередную кучу – саркастически произнес Шилов напоследок, глядя в спину уходящему посетителю.

А как-то пекарю пришла и вовсе причудливая мысль. Он заметил, что разбиваясь о землю, коровье дерьмо каждый раз предательски приобретало форму той самой выпечки, что так усердно созидалась в святая святых – в пекарне благородного Петра Андреевича. Владельца пекарни это злило еще больше, иногда даже больше зловонного запаха и порой он задумывался, не знак ли это свыше. Не стоило ли просто сдаться и прекратить эту заведомо проигрышную борьбу, прикрыв свое семейное ремесло окончательно и бесповоротно. Ведь сколько бы Петр Андреевич не усердствовал над своей выпечкой, как бы пышна и горяча она не получалась, его никак не покидало ощущение, что весь его труд просто насквозь смердит навозом.