На пути домой миссис Тринкелбери, чтобы приободриться, подпевала музыке на радио. Ей страшно нравился этот мальчик, юная поп-звёздочка Билли Боб Бимбл, и она обожала его хит «Сорока».

Через двадцать минут они доехали до Счастливого Приюта. Фасад здания скрывался за перекрестьями строительных лесов. Половина здания сверкала безупречной белизной, другая половина ещё оставалась старой, серой, обшарпанной. Миссис Тринкелбери понесла сумки с шерстью к парадной двери.

Навстречу ей, как чёрная лохматая ракета, выбежала Петула. Виляя коротким кривым хвостиком, собачка вспрыгнула к Молли на колени и в виде подарка положила камушек. Потом развернулась, пронеслась по гравиевой дорожке и выскочила из дома ещё раз, сжимая в зубах письмо.

– Спасибо, Петула, – поблагодарила её Молли, взяла из собачьей пасти замусоленный конверт и всмотрелась в адрес.

Когда-то на нём аккуратными зелёными буквами было выведено имя Молли, но теперь почти все буквы размазались, и осталось лишь «Мо//////// ///////Н». И адрес тоже был слизан. Видимо, Петула долго присматривала за конвертом.

– Молли, помоги мне отнести сумки, – окликнул её Рокки. – Такие тяжёлые, все пальцы изрезал.

Молли сунула конверт в карман и взяла у друга сумки. Вот почему она не сразу прочитала письмо.

Всю жизнь дом Молли был развалюхой. Но недавно в этой развалюхе был проделан капитальный ремонт. Теперь Счастливый Приют изнутри полностью преобразился. Например, обшитая дубовыми панелями гостиная, где много лет располагался холодный, продуваемый сквозняками зал для собраний, стала гораздо уютнее: в ней постелили новые ковры, повесили картины. Вдоль стен поставили удобные кресла, диваны, столы с книгами. Для обогрева в уголке целыми днями весело пылал камин. Заново отполированные стены пахли пчелиным воском, в вазах розовели цветущие яблоневые ветки, собранные в диком саду неподалёку от деревни Хардвик. В одном углу поставили теннисный стол, в другом – батут.

В кресле возле камина сидела семилетняя Джемма и читала детектив. В стёклах её очков отражались пляшущие языки пламени. Как только Молли опустила сумки на пол, в дверь раздался громкий стук.

– Сколько? – пропыхтел Джерри, распахивая дверь велосипедным колесом. Джемма посмотрела на часы.

– Пять минут десять секунд. На этот раз хуже.

– Это потому, что меня занесло, когда я ехал через лужу.

Зазвенел колокольчик в столовой.

– После обеда попробуешь ещё раз, – сказала Джемма. – Когда подзарядишься энергией.

За обеденной стойкой посреди столовой стоял мистер Нокман. От кастрюль с горячими овощами, сосисками, картошкой поднимался пар, и в его клубах лицо повара лоснилось от пота. Он выглядел в десять раз лучше, чем в те дни, когда Молли впервые встретила его. Лицо заметно похудело, приобрело здоровый цвет, на нём обрисовались скулы. Белки глаз стали в самом деле белыми, а не жёлтыми и не налитыми кровью, лысина сверкала чистотой.

Сегодня на нём были мешковатые серые фланелевые брюки и синяя куртка на молнии с широкой красной полосой вдоль спины. На плече восседал его любимый волнистый попугайчик Цыпа Тика. Попугайчик весело посвистывал и время от времени скакал по плечу, чтобы дружески клюнуть хозяина в ухо. Ребята разобрали тарелки с едой и расселись за столы.

Загипнотизировав прежнего, плохого Нокмана, Молли обнаружила, что единственным существом, которое он любил, был попугайчик по имени Пушок. Тот попугайчик умер. Чтобы помочь Нокману свернуть с преступного пути, Молли назначила ему специальное лечение – попугаетерапию – и пришла к выводу, что она даёт неплохие результаты. Каждый раз, когда Нокман поступал обдуманно, делал что-нибудь по-настоящему доброе, Молли разрешала ему купить нового попугайчика. Правда, девочку немного тревожило, что вскоре дом может переполниться птицами, потому что теперь Нокман совершал удивительно добрые поступки почти каждый день. С Рождества он заработал уже двадцать птичек. Через шесть месяцев их количество возрастёт до двух сотен. Но к тому времени гипнотические внушения Молли развеются и, надеялась девочка, он и сам научится вести себя хорошо.