– Фу! – брезгливо отстранилась мама. – Помойкой‑то как разит!

Это было неправдой. Кошка совершенно не пахла никакими помойками, но возражать было уже бессмысленно.

Молли медленно шагала вниз по ступеням. Словно конвой, позади спускались мама и Фанни.

– На улицу эту тварь! Быстро! – приказала мама.

Фанни, удовлетворённо ухмыляясь, протопала в кухню.

– С вашего разрешения, миссис Анна, пойду. У меня соус доспевает.

– Конечно, конечно, Фанни, милочка. А вы, мисси, – я кому сказала? Тварь – на улицу!

– Хорошо, – сквозь зубы ответила Молли. – Только можно тогда на задний двор? Не хочу, чтобы её сразу же убили.

Молли опустила обязательное «мама», но это, похоже, прошло незамеченным.

– Ладно уж. – Мама поджала губы. – Но только быстро! И чтобы я видела!

Она широким и быстрым шагом направилась через гостиную в кухню.

Молли плелась следом, держа на руках спокойно помуркивающую кошку.

Фанни с выражением нескрываемого удовольствия распахнула заднюю дверь, что вела к мусорным бакам.

– Быстро!

Молли вышла на середину кухни и остановилась.

Мама и Фанни обе глядели на неё.

А из угла кухни на них всех глядела крыса.

Огромная, отвратительная и наглая крыса. Серый крысюк.

Крыс в Норд‑Йорке было немало. Их травили, но без особого успеха; мама, смертельно их боявшаяся, регулярно нанимала крысоловов и крысобоев, раскидывавших в подвале и на заднем дворе отравленные приманки. Правда, помогало это не очень. Если же честно – то не помогало совсем, по мнению Молли.

Крыса выбежала из угла, ничего не боясь, потрусила через кухню.

И тут её заметили и Фанни, и мама.

Дальнейшее не поддавалось никакому описанию.

Фанни завизжала, кинулась к дверям, словно хотела их захлопнуть, внезапно передумала, бросилась обратно. Заметалась бестолково, хватаясь то за угольный совок, то за щипцы.

Мама же – мама издала душераздирающий вопль, не крик даже, не взвизг, а именно вопль, пронзавший стены и перекрытия и, не сомневалась Молли, слышимый во всём квартале. В следующий миг мама взвилась в воздух, совершив головокружительный прыжок – в длинных юбках до самых пят! – и вскочив с пола прямо на высокий разделочный стол.

И затопала ногами, подбирая подол, словно крыса только и думала, чтобы по складкам ткани взобраться наверх и впиться ей в лицо или в руку.

– И‑и‑и‑и‑и! – завизжала Фанни, тоже вспрыгивая на табурет.

– А‑а‑а‑а‑а! – вопила мама, вся содрогаясь так, что Молли испугалась, что её сейчас хватит падучая.

– Мр! – коротко сказала кошка. Мягко извернулась, словно нечто текучее, постоянно меняющее форму, так же мягко, но очень сильно оттолкнулась – Молли аж отшатнуло назад – и взвилась в воздух.

Это был великолепный бросок. Бросок, достойный льва или даже тигра. Крыса дёрнулась, кинулась наутёк, но было поздно.

Кошка придавила её лапами, впилась когтями. А затем стремительно вонзила зубы крысе в холку, вздёрнула и тряханула.

Крыса обвисла и больше не шевельнулась.

Кошка так и застыла, держа крысу в челюстях и выразительно глядя то на маму, то на Фанни.

– И‑и‑и… – наконец перестала визжать горничная. – М‑миссис Анна…

– О‑она м‑мёртвая? – совершенно серьёзно спросила бледная как смерть мама у кошки.

Кошка, разумеется, ничего не ответила. Только потрусила неспешно к открытой двери на задний двор, скользнула через порог.

Несколько секунд никто не шевелился.

А потом в проёме вновь появилась бело‑палевая пушистая кошка, уже без крысы. Она вопросительно глядела на маму и словно чего‑то ждала.

– Х‑хорошая к‑кошечка… – пролепетала мама слабым голосом.

– Видите, мама, какая от неё польза! – тотчас кинулась в атаку Молли. Упускать такой момент было никак нельзя.