Как и везде, жили старообрядцы на Луганщине (села Покровское Троицкого уезда … губернии) крепко. Молились Богу, воспитывали в вере многочисленных детей, широко вели хозяйство. В 1929 году раскулачили трёх братьев рода Якименко: Василия Евдокимовича, мужа бабы Фроси, Петра Евдокимовича и Степана Евдокимовича. Из восьми детей Евдокима Андреевича трое попали под статью. Три сына и две дочери остались на Украине, старших сыновей выслали на север. Евдокиму Андреевичу на то время было шестьдесят три года, он решил ехать с сыновьями. Как не отговаривали, как не убеждали: зачем голову в петлю суёшь, побереги себя, возраст не тот лезешь, ехать незнамо куда. Жена уговаривала, дети просили – не послушался.

– Не могу я сыновей одних отправить неизвестно куда, – отстаивал свой выбор.

Погрузили их с семьями в товарные вагоны и отправили, в Архангельскую область. Привезли на заснеженное голое место, обозначенное колом, старший конвоя объявил: ваш спецпосёлок Шенчуга, расселяйтесь. Семья Василия Евдокимовича с потерями доехала до места ссылки, по дороге умер десятилетний Фома. С двенадцатилетнего Тимофея конвоир сорвал сапожки, объяснив свои действие железной логикой: на севере всё одно загнётесь, жизни там не будет. Обмотали Тимофею ноги тряпьём, не загнулся парнишка. В конечном итоге вырос в уважаемого человека, в сорок пятом Сахалин от японцев освобождал, а потом трудился на острове так, что отметили его орденом Трудового Красного Знамени.

История иконы-складенья, которая осталась у Лиды от бабушки Фроси, восходит к прадеду Евдокиму Андреевичу. Он был среди старообрядцев Луганщины известным человеком, занимался хлеботорговлей, возил пшеницу в Москву, а там знался с московскими купцами и заводчиками старообрядцами. Как известно, таковых в Москве было множество. Знал Евдоким Андреевич Рябушинских, Третьяковых… Из Москвы привозил старообрядческие иконы, медные складни. Один такой подарил невестке, а она взяла его с собой на север.

Когда везли раскулаченных через Москву, Евдоким Андреевич столкнулся на вокзале с одним из давних знакомых купцов. Тот подарил шубу со своего плеча: «Бери, Андреич, на северах пригодится». И добавил со вздохом сочувствия: «Ну, ладно, у меня всё забрали, я эксплуататором оказался, а твоих сыновей, тебя за что?»

В первый самый тяжёлый северный год Евдоким Андреевич принёс мешок муки из деревни, что стояла неподалёку от спецпоселения. Богатство из богатств, благодаря той муке, выжили. Местный мужик пожаловался спецпоселенцу: лошади простывают зимой, болеют. Украинец не только подсказал северянину, как сделать тёплый пол в конюшне, помог перестроить её так, чтобы лошади в любой мороз стояли в тепле. Евдоким Андреевич имел в хозяйстве не один десяток лошадей, науку обращения с ними знал досконально.

Роскошную шубу купца тоже выменял за продукты. Был он в свои шестьдесят с небольшим могучим человеком, как настоящий мужик – умел работать любую работу. Но всего четыре года было ему отпущено жизни на севере – умер.

Дед Лиды, Василий Евдокимович, приехал на север в тридцать шесть лет. Работал на железнодорожной станции, на погрузке леса. Случилось это в 1937 году. Стоял апрель, который и на севере месяц весенний… Пригревающее солнце слизывало снег, будило от зимнего анабиоза деревья, землю, яркими лучами обещало скорую зелень, пение птиц. Василия Евдокимовича разморило на солнышке, опёрся о буфер вагона (выполнял обязанности сцепщика) и забылся на какие-то секунды, ставшие роковыми, не услышал, что подали для сцепки вагон. Страшная тяжесть навалилась на грудную клетку… Как и отец, братья, был человеком огромной силы. Многие старообрядцы отличались этим, сказывался здоровый образ жизни. Там где два-три мужика подталкивали вагон, подавая на сцепку, Василий Евдокимович мог один справиться. У Лиды есть фотография – дед в гробу. Даже в гробу выглядел могучим и красивым человеком. Чёрная борода, величественное спокойствие. У гроба восемь детей. Старшему двадцать семь, младшему, Лидиной маме, – четыре.