– Идет один раз батюшка по острову, а я недалеко была и видела. Сцепились между собой две собаки, дерутся страшным воем, рычат, визг… Батюшка, проходя мимо, им так как бы украдкой, вполголоса: «Ре-бя-я-т-у-шки, (ласково так ласково) ну, что вы? Нельзя же та-а-к». И прошел дальше. Эти псины, как будто не зная друг друга, носы в стороны, разошлись. В миг наступил мир и покой. А как все кошки собирались у батюшкиных ворот, не говоря о его собственном коте Липунюшке?! И ворона с больным крылом у него жила. У батюшки было свое особое отношение к животным, к природе. Бывало бежит куда-нибудь, торопится, но все равно видно, что он старается зря не наступить на Божию травку, муравья, букашку не раздавить.

– Сидят один раз паломники на бережку, ждут катер и, беседуя, бросают в воду камешки. Проходит батюшка и так ласково: «Де-е-тушки, вы бы не бросали камешки, а то попадете в рыбку. Ей больно будет, а то и убить можете. Грех на вас будет». Поняли они тогда, что одно дело ловить рыбу по необходимости, а другое – просто так, походя, причинить ей вред. Нельзя этого делать.

– Поехали к нему раз два студента. Кажется, из семинарии. Хотелось им немного поискушать батюшку. Какой, мол, он святой?! Сейчас мы его проверим. Всю дорогу об этом и говорили. Приезжают, а о. Николай стоит на бережку, всем говорит: «Проходите, проходите». А им: «А вам, отцы, надо назад». Так они и не узнали, какой он святой.

– Однажды пригласили батюшку отпевать усопшего на один из островов. Потом сделали застолье, хор потрапезничал, а батюшка пошел помолиться с матушкой Рафаилой. Есть там одно святое место. Так как батюшка остался голодным, то положили ему в большой целлофановый мешок разной еды и поехали мы все на Залит. Только ступил о. Николай на берег, сразу же сбежалась к нему вся собачья живность. Батюшка одному дал, другому… А они так и идут за ним вереницей. Подходят аккуратно так, словно уже заранее распределились по порядку. Когда о. Николай подошел к дому, то осталось у него несколько конфеточек и три пряничка.

– Монахиня Мария 35 лет ездила к батюшке из Душанбе. Была она когда-то невестой его духовного ученика, и о. Николай очень ее любил. А этот ученик, он или погиб внезапно или еще что-то такое произошло… – умер в расцвете жизненных сил. Матушка, оставшись одна, приняла постриг. И она на костылях, каждый год приезжала на остров. Сидим мы с ней однажды на острове и приготовились кушать рыбу. Надо сказать, что с хлебом на острове туговато, так что батюшка даже благословлял всех приезжающих привозить с собой буханку хлеба. Сидим мы и рассуждаем: «Рыба есть – это хорошо, а хлеба-то нет! Что делать?» Вдруг появляется батюшка с хлебом в руках и молча отдает его нам.

– Частенько батюшка обходил своих старушек, тех, кто по немощи не всегда мог дойти до магазина или пенсию маленькую имел. Прибежит, кому маслица даст, кому хлебушка, колбаски… Что ему приносили – он тем с ними и делится. Живет на острове одна семья, и взрослые частенько присылали батюшке то молочка, то творога. Приносил же это все маленький мальчик. Батюшка всегда ему даст то конфетки, то пряника… Благодарность за труды. И однажды батюшка что-то замешкался, а может и пришел кто-нибудь… Ушел мальчишка без гостинца. Пришел он домой и заявляет: «Больше я не пойду к батюшке. Ничего мне не дал. Не пойду!» И только он это сказал, прибегает батюшка, к груди прижаты гостинцы, и протягивает мальчугану со словами: «Прости, Ванечка. Забыл я про тебя». У ребенка все обиды сразу же забылись.

– Я первый раз был у него с о. Олегом (о. Олег Тэор – настоятель храма св. Александра Невского в г. Пскове). Тот еще настращал меня, мол, батюшка сейчас все твои грехи увидит. «Узнаешь, какой ты грешник. И еще палкой по голове настучит». У меня совсем душа ушла в пятки. Подходим к дверям. Я говорю: «Батюшка, надо постучать». Тот: «Не стучи, он сам сейчас выйдет. Он знает». Ждем. Я опять: «Да не знает он. Надо постучать». – «Сейчас, сейчас». И только он сказал, как слышим голос: «Сейчас дорогие мои, иду, иду». А я первый стоял. Открывается дверь и батюшка Николай с порога: «У, Сереженька, приехал! Здравствуй, радость моя!» Я же его и знать-то не знал.