собралась вся скорбящая Сербия. Здесь, в сердце Шумадии, сербское сердце кровоточило. Подле королевского одра, в трауре, в окружении троих малолетних детей, сломленная болью, стояла королева Мария. Пение церковного хора и звон церковных колоколов разносились с исторического холма, сливаясь в стон раненой души и плач осиротевшего народа.

Уже через несколько лет мрачные предвидения начали претворяться в жизнь. Весной 1941 года вихрь мировой войны захватил и нас. Новый костер разгорался со всей мощью. Разобщенный сербский народ, раздираемый противоречиями, не мог сопротивляться внешнему более сильному врагу.

Я должен сказать вам несколько слов о еще одной попытке вашего покорного слуги помочь обездоленному. Речь идет о девочке, которая осталась одна после убийства ее семьи в 1942 году. Немцы ввалились в ее дом из-за доноса, что в нем скрываются партизаны. Были уничтожены все, кроме пятилетней девочки, спрятанной в подвале. Я помог своей бездетной племяннице, дочери моей сестры Евдокии, удочерить ребенка. Так маленькая Елена нашла второй родной дом и новых родителей. Сейчас ей уже за пятьдесят, у нее своя семья, уже пошли внуки. Все прошедшие годы она оставалась мне преданной и благодарной. Два дня назад приходила сюда навестить меня.

Пришла пора, доктор, поговорить о времени, когда кровавые следы глубоко отпечатались в земле драгачевской и в душах ее жителей. Было это в разгар войны, в августе 1943 года, когда на мирных и трудящихся людей, привязанных к земле и верующих в Бога, обрушилась напасть, доселе невиданная. Болгарская карательная экспедиция сжигала все на своем пути, убивала всякого, от младенца в люльке до немощного старика, одной ногой стоящего в могиле. Это была месть за своих солдат, погибших от руки четника Милутина Янковича.

Меня закружило в вихре страданий народных. Как служителю Господа место мое было среди мучеников. Все началось за несколько дней до Преображения Господнего. В те дни уходящего лета Драгачево превратилось в новую Вандею. Я был свидетелем чудовищных злодеяний, страшные картины и сейчас, пятьдесят лет спустя, стоят у меня перед глазами. Уши мои слышат плач, глаза мои видят пламя, пожирающее наши поля и дома.

Вера требовала от меня не сидеть сложа руки, наблюдая, что творят с народом. С крестом в руках я пробирался от села к селу, от дома к дому. Я шел через горы и долины, через ручьи и реки, предупреждая людей об опасности. Небосклон Драгачева был обведен огненной чертой.

Я, грешный раб Божий Йован, пребывал там, где языки пламени глотали то, что создавали многие поколения десятилетиями и столетиями, там, где лилась кровь невинных, где поджигатели превращали в пепел церкви, иконы, кресты, алтари, потиры и богослужебные книги. И все это творили сторонники нашей православной веры. Я боялся, что придет черед и маленькой церкви на Волчьей Поляне, которую не так давно тяжким трудом, с помощью верующих, мне удалось восстановить из руин.

В те дни Драгачево оказалось в кольце ужаса. Подступы к нему охраняли кровожадные звери в людском обличье. И были они вооружены огнестрельным оружием и ненавистью ко всему человеческому. Все ворота к нашему спасению были заперты на семь висячих замков. Они рычали и завывали, точно те волки, что в их родных горах в 1918-м растерзали нашего друга Милойко Елушича, возвращавшегося с места пыток из Варны.

Стреляли, а мишенью их были дымовые трубы, старые амбары, груши и яблони, поросные свиноматки, стельные коровы, иконы семейных святых, петухи, будившие крестьян на рассвете, сказочные змеи-хранительницы наших домов, воздух, который мы вдыхаем, лепешки и рождественский пирог на противне. Бесчестили наших жен, сестер и матерей, еще не рожденных детей в материнских утробах.