А она подыскивала подходящую канаву и прикидывала, как половчей его обобрать.

– Рану у тебя на руке мы осмотрим завтра, – сказал Онгент. Она пошевелила плечом – больно.

– Пройдет, – сказала вслух. – Надо только промыть и перебинтовать. Порез неглубокий.

– Так и должно быть. Они любят поиграть с жертвами.

Любопытно, откуда академик знает о повадках сальников? Хотя, может, нынче в Гвердоне об этом известно всем. Один такой стоял возле входа в подземку на Фаэтоновой улице. Этого сальника сделали из молоденькой девчушки, младше Кари, но ее пришлось вытянуть до предела, чтобы заполнить шестифутовую форму, в которой отливают этих страшилищ. Сквозь хищные зубы сиял огонек фитиля, пока она изучающе присматривалась к походке Онгента. Кари обошла создание, держась подальше – они вскипают насилием, если чуют подвох.

– А что с ранками на лице?

Она почти забыла о плеяде крошечных ожогов там, куда брызгал расплавленный металл с горящей башни. Она потерла их пальцами.

– Ничего.

Профессор поцокал языком, будто разочаровался. На полпути вниз по ступеням он приостановился. Внизу слышался грохот поезда и свист пара. Стены лестничного перехода покрывали плакаты и афиши, обильно налепленные друг на друга. Реклама чудодейственных лекарств и предсказателей будущего, вербовочные плакаты наемничих рот, напоминания о гражданских предписаниях и распоряжениях стражи. Он взялся срывать их, прогрызая бумажную коросту до самой каменной стены.

– Умеешь читать? – спросил он.

– Да. – Единственное наследство от тети Сильвы. Ее дом был полон книг. Двоюродная сестра Эладора не вылезала из книг. Всего на пару лет старше Кари, но вечно производила впечатление родившейся уже пожилой и до утомления правильной. Временами они сближались, объединялись против Сильвы или соседа, арендовавшего землю, когда отец Эладоры заболел. Чаще же ссорились.

Онгент сковырнул последний пергаментный струп, и открылась оголенная стена лестничного колодца, сложенная из зеленоватого камня, похоже, влажного. Изрезана знаками.

– Можешь их прочитать?

Она вперилась в символы, затем покачала головой.

– Нет.

– Немногие на это способны. Перед тобой упыриный туннель. Под городом их тысячи. Многие брошены или затоплены. Другими пользуются одни упыри. Иные, как этот, переделаны для гражданских нужд; происхождение их всеми забыто – кроме тех, кто изучает историю города. – Он ощупал знаки, как-то даже непочтительно. – Вот мое призвание, мое поле деятельности. Я читаю лекции по истории и археологии Гвердона.

Он начал спуск по ступеням, подразумевая, что она пойдет следом. Она вновь посмотрела на знаки. В них ей показалось нечто знакомое, но не соотносилось для нее ни с чем.

– Пожалуйста, идем со мной, – позвал он. Ее инстинкты требовали бегства – она могла бы сигануть вверх по лестнице и скрыться на Фаэтоновой улице, поторопиться к причалам и влезть на корабль, отбывающий в далекие края. К рассвету ее тут не будет. Но она в долгу перед Крысом и Шпатом, а может, даже перед этим чудным профессором. Хейнрейлу тоже кой-чего задолжала, пускай нож и заплели алхимические путы. К тому же наверху ступеней стоит сальник.

– Один твой приятель, судя по всему, упырь, – произнес Онгент. Тихим голосом, вливая слова лишь в ее уши, хотя на станции не было почти никого. – Сегодня Джери для меня провел маленькое расследование, – как бы оправдываясь, добавил он.

Она пожала плечами.

– Он хотя бы раз беседовал с тобой на исторические темы?

Она усмехнулась.

– Обсуждали ли вы с ним или с кем-то еще такие предметы, как безвластие упырей или королей Варитианской династии?