– Якубова, вы подтверждаете показания Маратова?

– Да, гражданин следователь. Такой разговор был.

Конечно, такой разговор был! Почти такой. Он был в фильме «Весна»[1], в нем играли Любовь Орлова, Черкасов, Плятт, Раневская… Расчет у свидетеля был тонкий, но мама его вполне поняла, как и я сейчас понимаю: Левушка своей Агнии привет таким образом умудрился на очной ставке передать – напомнить, как они меньше года назад смотрели это кино, сидя рядом на последнем ряду в зале клуба ВМАТУ… и ведь он рисковал, почти дословно цитируя Раневскую…

На его счастье, следователь на кинокомедии не ходил.

При прокурорском опросе в зале суда мой высокий папа в красивой морской форме стоял (в точности, как и остальные мамины друзья-знакомые) и подтверждал свои показания. Цитату из фильма на этот раз он на всякий случай опустил, был предельно сдержан и по-военному краток…

Агния его тем временем вспоминала. Как-то Левушка при одной из тихих воскресных встреч разговаривал с нею о своем любимом Бреме и помянул о том, что львы отличаются не только силой и царственной повадкой, еще и ленью. Но главное – крайней осторожностью. «Царь зверей трусоват – так написано у Брема…» – Левушка произнес это с едва заметной улыбкой, откинувшись на спинку Витькиного дивана. Он курил трубку, к которой пристрастился недавно, и смотрел в потолок…

В зале суда моя мама слушала моего папу, смотрела на него… Само собой, она подтвердила его показание. Оно было бессмысленным не меньше и не больше, чем все остальные.

Свидетели обвинения, известные Агнии в лицо, были уже опрошены.

Осталось пятеро неизвестных. Их и на следствии Якубовой не показали. В деле они так «пятеркой» и проходили – под фамилиями, ничего подсудимой не говорящими. Именно их письменные показания она следователю наотрез отказалась подтверждать, назвав их чушью. Что и было запротоколировано.

Прокурор вызвал свидетелей. Встали четверо мужчин и женщина, которая тут же мужчинам скомандовала:

– Вы пока посидите, я сама буду сперва отвечать, а вас подниму, когда надо будет.

Мужчины безропотно сели. Прокурор прочел показания женщины:

– «Такого-то числа такого-то месяца в 11.35 гражданка Якубова в присутствии меня и еще четырех свидетелей рисовала масляной краской в помещении клуба ВМАТУ портреты членов ЦК партии, злостно искажая их лица, а также в отношении каждого члена нецензурно и матерно выражаясь, как, например: «Наели ряшки на нашей народной кровушке» или «Давно вас всех, падлы, свергать пора» и т. д.» – Выражения привожу не все, но смысл был вражеский…» – Прокурор оторвал взгляд от листа: – Вы подтверждаете свои показания?

Женщина ответила с готовностью:

– Полностью и во всем, товарищ прокурор!

– Где остальные свидетели, почему сидят? – спросил прокурор, и женщина, пихнув крайнего, зашипела:

– Вставайте, чего сидим!..

Они встали, все четверо. И прокурор, вдруг став непомерно суровым, произнес, пронзая их стальным взглядом:

– Напоминаю вам – за ложные показания свидетели несут ответственность, вплоть до уголовной. Вы подтверждаете, что с ваших слов все запротоколировано точно? Вас никто не принуждал? Пусть каждый повторит, что он слышал из уст подсудимой.

Свидетели онемели…

И зачем, спрашивается, прокурор их так напугал? Что с ним творилось?.. Тайна. «Переигрывает! – подумала Якубова. – Не следует так увлекаться ролью…»

Дядьки стали мычать и упираться, а женщина, их пастух, щипать крайнего и что-то ему шептать. Наконец она сама обратилась к прокурору:

– Дак ведь они стесняются! Срамные ж, матерные слова…

В зале кто-то прыснул со смеху. Чей-то отважный женский голос сказал негромко, но слышно: