“Ей же больно. Почему она повторяет одно и тоже? А ты? Мне так удобно. Мухе тоже. Она может улететь, но не может. Зачем она сюда залетела? Она не помнит откуда? Лети. Выше. Вот так. Ты свободна”

Аня положила телефонную трубку, она брякнула. Пройдя по коридору, она хотела свернуть в спальню, но увидела, как дочка сидит на полу и трогает свое лицо.

– Что ты делаешь? Нельзя так делать, так лицо и останется не красивым. Не корчи рожи, – подойдя она отдернула руки дочки, личико приняло свою форму, – Не надо так делать это не красиво. Будешь мять, навсегда лицо таким останется.

Девочка смотрела на свои сложенные руки, а потом на маму, выходящую из комнаты. В соседней комнате началось глухое движение. Леся вышла посмотреть, так же держа руки на животе.

Аня достала из шкафа спальни швейную машинку. И понесла ее в гостиную, поставила на стол, смягченный одеялом и простыней, грохот успокоился где-то под столом. Леся сидела на диване, наблюдала как праздничный стол становится обычным столом, стоявшим в углу. Он практически сразу заполнился нитками, баночками, тканью, коробочками с пуговицами. Жужжание швейной машинки можно разделить на стук и место рядом с ним.

Мама доставала прописи и усаживала дочку рядом с собой, следив как она пишет, рисует, выполняет ее задания. А сама строчила: по сметанным ниткам, по белым линиям; поворачивая или натянуто держа. Ткань крошилась, а когда надо бы отгладить, Леся освобождала угол стола.

Леся отвлекалась на плавные движения рук, а быстрота иголки, входящая в ткань, заставляла остерегаться этого механизма. Хотя этот процесс завораживал. Как из куска ткани получилась вещь, одна из тех, которую можно было просто надеть.

При всей должной подготовке от идеи до выполнения, все равно постоянно чего-то не хватало, то по цвету пуговицы не подходили, то нитки были не такого тона.

Аня рассказывала или бормотала сама с собой, потом одевала дочку, и они шли в торговый центр за недостающими деталями очередного платья или блузы.

– Вот тут я училась, – показывая на толстое, деревянное здание дочке, – Раньше я думала, что это огромный терем, а теперь, это покосившееся здание. Школу закрыли в последний год моей учебы и до сих пор не снесли. Мы все ждали, когда откроется новая, белая школа. Думала ты тоже будешь там учиться.

Рука Леси с варежкой выскальзывала из маминой.

– Ты не можешь держатся нормально? Иди тогда сама, надоело тебя тащить, – она отпустила руку, – Когда достроят это здание? Уже год как обходим, сколько можно. Лишние пять минут на таком холоде!

Они шли по улице, Леся замедлилась и непривычно рука опустилась. Можно было идти прямо, но она никогда не следила куда идет, страх сковал ее, и она остановилась, пройдя по инерции пару шагов.

– Леся тут дорога, давай быстрее, мне тебя ждать еще, давай быстрее.

“Беги. Тут машины. Беги за ней. Посмотри на нее и беги. Куда? За ней, она уже далеко, а если что? Что? Не знаю. Беги”

– Иди просто рядом, неужели сложно? Ты уже не маленькая, ходить можешь. Не отставай.

Холодный февральский ветер забирался под одежду, кожу, и пронизал слякотью до костей. Дул порывами, рывками, не давая расслабиться ни на секунду. Слезились глаза. Хотелось развернутся, но мама неустанно шагала вперед. Леся шла за ней, скукожившись, стараясь не допускать ветер хотя бы в мысли. Рука в кармане начала немного согреваться. Голову было не поднять, и она следила только за ногами, которые шли впереди.

Привычная дорога, по которой они часто ходили, казалась незнакомой. Девочка, обычно смотрящая куда угодно, только не на дорогу, не знала где она находится. Не видя окружения, деталей. Знакомых ограждений от стройки, которую они обходили. Которая пока что больше напоминали разрушенное здание. Она знала сколько еще идти, когда забор заканчивался. А посадки деревьев впереди предвещали, что осталось идти не долго, последняя прямая и левее. Шаги казались бесконечными, а ветер морозил все больше. Она старалась не отставать и ей приходилось через пару шагов выпрыгивать из своего темпа.