− Присядь, – велел он Ювэю.

При этом его белая рука вынырнула из покрывала, оголяя острое худое плечо и часть груди, и неспешно указала в сторону кровати.

− С тобой мы обсудим все чуть позже, − спокойно сообщил принц, а Ювэй просто подчинился, даже не осознав, что присаживается на королевское ложе, а значит нарушает все мыслимые и немыслимые границы приличий. Он просто выполнил приказ, а его светлый озаренный разум не пытался искать каких-либо скрытых смыслов, будто забыл все о придворных сплетнях, которые рождались, даже если платье какой-то дамы коснулось ноги одного господина в разгар бала. Скрытый смысл в придворной жизни есть во всем и в рыцарском доспехе от него не скрыться, но здесь всем этим условностям было не место, и Король о приличиях тоже не стал напоминать.

Он занял второе кресло и строго спросил совсем о другом:

− Ты опять предпочитаешь оставаться без одежды?

− Пока я могу себе это позволить, зачем же стеснять свои прихоти? – ответил принц неспешно.

Он поправил покрывало, закрыл им плечо и вновь невинно сложил руки на коленях, словно послушный мальчик, позирующий художнику.

− Это не нравится тебе, отец? – уточнил он.

− Отчасти.

Принц не стал отвечать. Он опустил голову, посмотрел на свои руки – худые, костлявые, будто у старика, и стал задумчиво вращать перстень, то пряча камень в ладони, то вновь показывая его миру, а тот поблескивал яркой зеленью, дразня темноту.

− Прости, − сдался король быстрее, чем его старший сын нашел ответ. − Я не должен был заводить этот разговор.

− Отчего же? – спросил принц. – Я должен знать, чем огорчаю тебя, пусть даже это и незначительно.

− Это все неважно! – заявил король. − Ты ведь знаешь, что я чувствую.

Принц посмотрел на отца, едва уловимо кивнул и вновь поднял руку. В следующий миг створка книжного шкафа открылась, и одна из толстых тяжелых книг, подлетев к столу, упала в раскрытом виде.

− Я нашел то, что ты искал, − сказал принц, проводя рукой над пустой книжной страницей. − Но, боюсь, ты расстроишься…

− Он мертв?

Гэримонд отрицательно качнул головой, все так же растягивая движения, будто они давались ему с трудом.

− Он безумен.

Он коснулся пальцем страницы и по бумаге расплылось изображение, замелькало, показывая королю какой-то барак и человека в нем, воющего что-то прямо на расколотый горшок, на дне которого еще были последние зерна.

− Осталось трое, − заключил принц. – Только три аграафа в этом мире. Бессмертный раб гор Бертей, Грэстус и я.

− Значит, мне придется просить Грэстуса.

− Нет, − спешно ответил принц и в комнате сразу стало темнее. – Он не будет моим наставником.

− Гэримонд, мы это обсуждали: такая сила, даже если…

− Если понадобится, − перебил его принц, − я пойду к Бертею, но Грэстус… Прости, отец, но в выборе наставника я буду полагаться только на собственное чутье. Им не может быть Грэстус и это не обсуждается. И дело тут не в том, что он хотел забрать мою силу и не в его известности. Я ему не доверяю.

− Это единственный аграаф, что сохраняет разум много веков и помогает королям, даже мне, но ты прав, решать только тебе.

Король встал.

− Отец, я правда считаю, что Грэстус может быть опасен именно потому, что он вот такой. Нормальный…

− Прости, но мне это непонятно, − пожал плечами король. Ссориться с сыном он просто не хотел, а понимать его так и не научился. – Я не стану настаивать. Это все, что я могу.

Принц снова коротко кивнул, подождал, пока король сделает шаг, и остановил его у самой двери, вновь заговорив о другом:

− У меня есть просьба.

Король обернулся и даже улыбнулся искренне, будто ему не тяжело было общаться с наследником. Он был рад, когда мог сделать хоть что-то, а не просто наблюдать за тем, что магия делает с его первенцем.