В моей голове гремела оглушительная тишина.

Потом до меня донеслись обрывки фраз Джеффриcа, шокировав меня еще сильнее.

Предположительно самоубийство… вскрытие… с вашего разрешения…

Нет-нет-нет-нет. На меня накатила тошнота.

И потом настала тьма.

Меня унесло волнами. Потеряв свой якорь, я очутилась в открытом океане под беззвездным небом. Я покачивалась на воде вверх-вниз. Вверх-вниз. Плыла по течению без мысли и без цели. Тьма была одинакова повсюду.

Всюду была одна только тьма.

Папа принес домой сине-золотой резиновый браслет, брелок для ключей с логотипом «Уорриорз» и поцарапанную кроссовку.

КТ3.

Разрозненные частички, оставшиеся после смерти Дэнни.

После его самоубийства, согласно медицинскому заключению.

Прижимая к себе эти сокровища, папа поднялся наверх и закрыл за собой дверь.

Я оттянула колючий кружевной воротник белого платья, которое мама заставила меня надеть на похороны. Белый – это цвет скорби, сказала она. Белый, как огромные венки из хризантем с трепещущими лентами, окружавшие стены похоронного бюро. Белый, как кроссовки Дэнни в тот вечер, когда он вышел из моей комнаты.

Все вокруг были одеты в черное и посматривали на нас искоса. Посматривали и жалостливо перешептывались. Я не слышала отдельных слов, но чувствовала их затылком, словно стаю мошкары.

Я не сумела встать и подойти к гробу. Осталась на месте, когда мои родители поднялись на ноги, и тем самым нарушила наше семейное единение.

Я не могла ни подойти, ни отвернуться.

Я не верила, что он лежит в том ящике.

Не верила, что его больше нет.

Никто не мог подобрать нужных слов. Вместо этого люди просто приносили нам еду. Еда заполнила всю нашу кухню. Вазы ломились от свежих фруктов. Золотистые бананы возлежали на столешнице подобно загорающим туристам на пляже. Они напоминали мне о летних поездках в Санта-Круз вместе с Дэнни. Там мы отдыхали на песочке, пытались искупаться в ледяной воде, на обратном пути обязательно лакомились карамельным мороженым с кусочками «Орео» и молочного ириса.

Этим летом солнце едва пробивалось сквозь задернутые шторы.

Ярко-желтым бананам было не место в нашем доме. Почернев, они начали вписываться в обстановку намного лучше. Обеденный стол был уставлен кексами, домашним печеньем и разнообразной выпечкой. Холодильник ломился от чужой стряпни. Еда в стеклянных контейнерах. Еда в фольге. Еда в картонных коробках. Еда, наперебой взывавшая к нам.

Почти вся она испортилась, нетронутая.

Постепенно нам перестали приносить еду.

ТУ-У-У-У-У-У-У!

ТУ-У-У-У-У-У-У!

Гудок поезда пробудил меня ото сна. Мое сердце заколотилось, все тело охватила мучительная дрожь. Я увидела Дэнни, стоящего на рельсах. К нему стремительно приближался поезд. «Дэнни, отойди!» – кричала я изо всех сил, но не издала ни звука.

Меня вырвало на пол.

Поезда, направляющиеся из Сан-Хосе в Сан-Франциско и обратно, проходили мимо нашего дома раз девяносто за день. Я не обращала на них внимания…

…до сих пор.