Обычно он работал один, время от времени привлекая к работе кого-нибудь из своих друзей, но с недавних пор они с Лолой составили замечательный творческий дуэт, прекрасно дополняя друг друга. Для удобства они и поселились вместе, хотя по взаимной договоренности ничто, кроме работы, их не связывало.

– Что с тобой, дорогая? – озабоченно повторил Маркиз, предусмотрительно поставив поднос на прикроватный столик. – На тебе просто лица нет!

– Конечно, нет! – воскликнула Лола хорошо поставленным трагическим голосом, примерно таким, каким в трагедии «Мария Стюарт» шотландская королева произносит свой монолог перед казнью. – Конечно, на мне нет лица! Разве это можно назвать лицом? Меня даже собственная собака не узнала!

– Да, действительно… – протянул Леня, приглядевшись к своей верной подруге. – Немножко не того… а я тебе всегда говорил, что от этой Розы Тиграновны одни неприятности!

Лицо Лолы было покрыто красными пятнами и опухло, как подушка. Ну конечно, не как большая диванная подушка, но по крайней мере как вышитая подушечка для иголок.

– Я ждала от тебя поддержки и понимания, – всхлипнула Лола. – А ты вместо этого только злорадствуешь… Ну да разве мужчины способны к настоящему сочувствию?

Леня уже и сам устыдился вырвавшихся в запальчивости слов и дал задний ход:

– Ну, дорогая, все не так уж плохо! Все это можно слегка замазать тональным кремом, припудрить…

– Не успокаивай меня! – воскликнула Лола с новой энергией. – Какой крем? Какая пудра? Это что-то ужасное! Мне уже ничего не поможет! Разве можно в таком виде выйти из дома?

– Думаю, ничего ужасного нет… прими еще одну таблетку от аллергии, и все пройдет…

– Как быстро? – заволновалась Лола.

– Надеюсь, к завтрашнему дню от этого не останется даже воспоминаний. Но сегодня дома посидеть действительно придется.

– Это ужасно!

Леня, который по-своему понял последний возглас, проговорил с самой заботливой интонацией:

– Не беспокойся, Пу И я выведу на прогулку. Заодно мы с ним купим тебе пирожных.

– Пу И можно уже не выводить, – горестно вздохнула Лола, покосившись на лужицу на ковре.

Однако у Пу И на этот счет было совершенно другое мнение.

Он выскочил из-под кровати и возмущенно затявкал. Если бы хозяева понимали по-собачьи, они узнали бы, что песик хочет сказать: «Как это – не выводить? На улице прекрасная погода, я, может быть, встречу там ту симпатичную скотчтерьершу из соседнего дома, узнаю все собачьи новости… нет, утренняя прогулка – это святое! Вы не можете лишить прогулки собаку древней мексиканской храмовой породы!»

Леня, конечно, не понимал собачьего языка, но общий смысл выступления, а самое главное – наполнявшие его эмоции он понял превосходно.

– Ладно, Пу И, старичок, никто не собирается лишать тебя законной прогулки! Лолочка, дорогая, каких пирожных тебе купить?

– Никаких! – Лола всхлипнула от жалости к самой себе. – Неужели ты думаешь, что пирожные могут примирить меня с жизнью, с этой обителью скорби и несправедливости?

– Ну, я не знаю… может быть, не всякие пирожные, но тирамису или ореховые трубочки, наверное, смогут…

– Что я – Пу И? – возмутилась Лола. – Это Пу И обожает ореховые трубочки!

Пу И возбужденно залаял, услышав о своих любимых пирожных.

– И вообще, – продолжила Лола с нарастающей обидой, – ты что, хочешь, чтобы я ко всему прочему еще и растолстела? Сидеть дома и есть пирожные – этак я скоро ни в одну дверь не пройду! Никакого тирамису! Никаких ореховых трубочек! Самое большее, на что я могу согласиться, – фруктовый флан. Ежевичный, в самом крайнем случае – вишневый!

– Хорошо, – быстро согласился Леня. – Но ореховых трубочек я тоже возьму, для Пу И. Он на них очень настаивает.