До самого наступления темноты мы с Гаррпе, прижавшись друг к другу, прятались между ящиков с грузом. Матросы, подняв нижний парус на мачте, старались держаться поодаль от видневшейся темной точки – то был, по-видимому, главный остров.

Глубокой ночью наша лодка вновь ускорила ход, бесшумно скользя по волнам. По счастью, безлунное небо было черным-черно, и нам удалось приблизиться незаметно. Высокая зубчатая стена суши неотвратимо надвигалась. Мы поняли, что вошли в бухту, окруженную крутыми горами. На берегу, в глубине, виднелось скопление приземистых домишек.

Первым спрыгнул на мелководье Китидзиро, за ним окунулся в холодную воду я, вслед за мной – Гаррпе. В Японии ли мы? Или это остров, принадлежащий другой стране? По правде сказать, никто из нас не имел ни малейшего представления.

Укрывшись в ложбинке на берегу, мы с Гаррпе терпеливо ждали. Внезапно мы услышали шаги по песку – они приближались. Мимо прошла, не заметив нас, старуха с корзиной за плечами. Когда звук ее шагов замер вдали, нас снова объяла тишина.

– Он не вернется, он не вернется! – чуть не плача, проговорил Гаррпе. – Он сбежал, этот трус!

Но мне представлялась худшая участь. Он не сбежал. Он пошел, чтобы предать нас, как Иуда, и вскоре приведет сюда стражников.

– «Итак, Иуда, взяв отряд воинов… приходит туда с фонарями и светильниками и оружием… – начал читать Гаррпе строки Писания, – Иисус же, зная все, что с ним будет…»[8]

Да, в эти минуты нам надлежало думать о Господе, вверившем себя людям. Сердце готово было разорваться – так невыносимо долго тянулось для меня время. Признаться, мне было страшно. Пот струился по лбу, заливая глаза. Вдруг послышались шаги стражников. В темноте приближалось зловещее пламя факелов.

Кто-то поднял факел повыше, и черно-красное пламя озарило уродливое морщинистое лицо; рядом со стариком стояли два молодых парня, в растерянности глядевших на нас.

– Падре, падре!.. – крестясь, прошептал старик, и голос его звучал ласково и приветливо. Услышать здесь, в такую минуту родное португальское слово! Такое мне и во сне не снилось!.. Разумеется, кроме «падре», старик не знал ни единого слова по-португальски. Но на наших глазах он сотворил крестное знамение! Это были японские христиане. Я с трудом поднялся на ноги и встал на песке. Наконец-то я стоял на японской земле. Я отчетливо осознал это в ту минуту.

Китидзиро, подобострастно улыбаясь, выглядывал из-за спин пришедших – точь-в-точь мышь, готовая шмыгнуть в нору при малейшей опасности. Меня пронзил жгучий стыд. Господь вверял свою жизнь любому и каждому, потому что любил людей. А я усомнился даже в одном-единственном человеке – в этом Китидзиро…

– Скорее, скорее, идемте… – торопил нас старик. – Нельзя, чтобы язычники увидели нас…

Японцы знали слово «язычники»! Их научили миссионеры, побывавшие здесь до нас. Это они впервые вонзили мотыгу в иссохшую почву, удобрили ее и вырастили обильный урожай… Какое великое, трудное дело они свершили! Но коль скоро посеянные некогда семена дали прекрасные всходы, ухаживать за этим полем – поистине великая миссия, и мы с Гаррпе обязаны ее выполнить.

Этой ночью они спрятали нас у себя, в тесной, низенькой хижине. Рядом был хлев, оттуда исходило зловоние, но даже здесь, сказали нам, оставаться опасно. Язычники назначили награду – триста серебряных монет за поимку священника, поэтому мы не должны доверять никому из посторонних…

Но как удалось Китидзиро так быстро отыскать христиан?

Наутро, еще затемно, мы с Гаррпе, переодетые в грубые крестьянские платья, поднялись в сопровождении вчерашних молодых парней на гору за поселком. Христиане пояснили, что хотят спрятать нас в более надежном месте – в хижине углежогов. Густой туман полностью скрыл лес и тропинку; вскоре начал моросить мелкий нудный дождь.