– Рейли, дружище, ну, что ты сопли жуешь? Зачем она к тебе явилась, не запылилась, эта дамочка? – спрашивает меня в своей обыкновенной манере сержант Том Полхаус.

Он маячит за меня за спиной, у окна, высокий, брюхатый с маленькими хитрыми глазами и плохо выбритыми щеками. Я хорошо знаю этого копа и не очень-то его жалую.

– Ну, парни, это же мой клиент, – я виновато улыбаюсь, я развожу руками. – Конфиденциальная информация и все такое…

– Ты только посмотри, че, у нас тут, похоже, умник нашелся, – говорит Том своему лейтенанту.

Лейтенант Данди сидит в гостевом кресле, там, где сидела прошлой ночью госпожа Окампо. За окнами шелестит мелкий надоедливый дождь, жалюзи подняты, но в кабинете сумрачно и квадратное лицо лейтенанта с ежиком седых волос и с короткими седыми же усиками надежно спрятано в тени. Он курит дешевую сигару и то и дело извергает из своих легких клубы серого табачного дыма. Сквозь дым злобно сверкают его зеленые волчьи глаза.

– Может быть, ты думаешь, Рейли, я не смогу отобрать твою липовую лицензию? Да, как два пальца об асфальт! Дай только сигару докурю!

Вот такие у меня сегодня гости. Молчу, кручу в руках визитку госпожи Окампо. А что тут скажешь?

– Тут, понимаешь, че, какое дело, тут у нас убийство, че… – бубнит у меня за спиной монотонный голос. Ненавижу эту манеру Тома стоять за спиной и бубнить. – А ты вроде как скрываешь от следствия информацию. Выходит, ты, че, препятствуешь следствию. А ты ведь не конченый идиот и сам понимаешь, чем это пахнет…

– Ну, если убийство, тогда само собой, – говорю, – Раз такое дело, вы, ребята, можете на меня завсегда рассчитывать. Кстати, хотел спросить лейтенант, кого там у вас грохнули?

– Не твое собачье дело, кого у нас грохнули! – рычит на меня Данди, он упирается руками в колени и подается вперед. – Кого надо того и грохнули! А может и не грохнули еще, а вот-вот грохнут, а ты тут Ваньку валяешь!

Мне неприятен вид озлобившегося лейтенанта Данди. Мне никогда не нравилось его квадратное лицо и эти седые пижонские усики тоже не нравились, поэтому я смотрю в сторону, на замечательные пустые стеллажи и фальшиво насвистываю «Город золотой» блаженного Гребенщикова.

– Умник значит, – резюмирует лейтенант. – Ну, смотри, как бы ты сам себя сейчас не перехитрил.

И он снова откидывается на спинку кресла, и тонет, уходит в тень, как субмарина под воду.

– А не хочешь ли получить по морде? – вкрадчиво спрашивает меня сержант Том. – А?

Он выходит у меня из-за спины и нависает над столом. Он бьет себя кулаком по открытой ладони. Получается очень неприятный звонкий звук. Да и свой немудреный вопрос старина Том поставил с такой пугающей прямотой, что я немного опешил. Тут мы вынуждены прервать нашу дружескую беседу, потому что в моей конторе завелась курица и теперь принялась кудахтать.

– Ох, не обращай на него внимания, че, – говорит лейтенант, посмеиваясь и утирая слезы, – от Тома сегодня жена ушла. Правда, по морде, он тебе все же может съездить.

Оказывается, никакая курица у меня в конторе не завелась, и с ума я еще не сошел, а это квохтал наш лейтенант.

– Это будет факт полицейского произвола, – говорю я, беспокойно ерзая на стуле.

– Ну, какой же это произвол, че? – удивляется лейтенант, снова выдвигаясь из тени. – Ну, а даже если и произвол, в конце концов, что тут такого? Копы тоже люди, работа у нас нервная, кругом отморозки и сволочь, тут и сам поневоле оскотинишься.

– Ну, какой же это произвол, че? – поддакивает лейтенанту Том, у него видно кулаки чешутся. – Вот, когда я тебя наручниками к столу пристегну и буду револьверной рукояткой по башке фигачить, тут он как раз и начнется этот твой произвол!